198
тему, но пока понятного мало. Есть такой Сан Саныч Николь-
ский в Москве, он лучше всё это знает, его спросите.
И два года вы с ними сидели безвылазно?
Нет, когда месяца три просидишь в лесу, душа человече-
ского общения требует. Иногда я возвращался в Тбилиси на
несколько дней, дольше нельзя было, чтобы не отвыкли.
Вы сказали, у вас уже дети были?
Да, были маленькие дети. Дети в квартире с волками вы-
росли, это был целый тарарам. Вообще я был такой белой во-
роной, потому что все нормальные зоологи занимались живот-
ными, которых можно есть. «Как заниматься зверем, которого
есть нельзя? Занялся бы оленем!» Они были уверены, что я на
своих волках деньги всё-таки зарабатываю: убиваю их, сдаю
шкуры. Не могли эти люди так не думать: зарплата была сто
сорок рублей, а за волка премию давали пятьдесят. Обязатель-
но кто-нибудь насылал фининспекторов: куда волчат дел? Они
же часто гибнут. Я говорю: похоронил. Ну как они могли по-
верить, что я похоронил такие деньги? Приходилось идти туда,
выкапывать этих несчастных, уже разложившихся, хоть
шерсть найти. А я по-разному деньги зарабатывал: чеканкой
занимался, ювелирные украшения делал, по мельхиору, сереб-
ру, продавал исподтишка, автомехаником работал. Зарплаты
не хватало, конечно, чтоб экспериментально работать с руч-
ными животными, мясом же надо кормить. Но что я мог сде-
лать? Непреодолимое желание было этим заниматься.
А с волчьей семьёй чем дело кончилось?
Там же нельзя было навечно поселиться, я-то с удоволь-
ствием, но нельзя было. А через год я вернулся — и оказалось,
что перед этим там истребили пятьдесят четыре волка, вклю-
чая моих. Это было очень тяжело… И после этого заповедник
наполнился одичавшими собаками, потому что некому было
держать границы. Потом я приручал к себе других, ещё пять
семей у меня было, но та оказалась для меня самой важной.
И потом вы стали выращивать своих волков?
