Запах любви чувствует каждое живое существо.

Но осознать и объяснить не может никто.

Любовь — вечная невыразимая тайна Бездны.

Присмотрись. Есть люди, которые в детстве купались в материнской теплоте, любви и ласке, в дружбе и доверии. Зацелованные и зализанные, обогретые обнимашками. И есть те, кто прожили в строгой пуританской атмосфере сдержанных семейных отношений. Недоласканные, недолюбленные. Обделённые. Психологическая обречённость. Непонимаемая внутренняя зажатость. Скованность. У кого-то больше, у кого-то меньше. Таких людей трудно обогреть. Да и сами они этого, как правило, не умеют. И сохраняют прохладную дистанцию, оберегающую их независимость, самодостаточность и внутреннее одиночество при внешней экстравертности и всечеловечности. Они, конечно, хотят пылкой любви, позволяют себя любить, но сами — редко. Не их вина.

Виноватых нет. Ясли, детские сады, школа, сильно деловые мамаши с папашами, детдом, институты благородных девиц, кадетские корпуса — вся эта детская казарма заменила семью и род. В такой системе живём. Куда-то делись бабушки и задушевные Арины Родионовны. К тому же, нагрянула цифровизация и свобода эгоизма.

Это было предисловие. А теперь о главном.

Патрик Зюскинд — очень непростой писатель. И его прогремевший на весь мир непростой роман «Парфюмер. История одного убийцы» был опубликован в непростой стране Швейцарии.

Роман — предупреждение. О чём он? О сильнейшем психотронном оружии — о любви. Главный герой романа Жан-Батист Гренуй — выброшенный при рождении на помойку. Выживший одиночка, абсолютный эгоист и холодный убийца. Не мучился совестью, ибо считал себя вне человечества.

Он сумел изобрести основанное на древнейшем механизме восприятия парфюмерное оружие, доводящее людей до любовного оргазма. И приговорённый к смертной казни, был оправдан, восторженно возлюблен и вознесён к сонму богов. Но любовь оказалась суррогатной. Что бывает у многих людей.

«В результате запланированная казнь омерзительнейшего преступника своего времени превратилась в величайшую вакханалию, какую видел мир со второго века от Рождества Христова: благонравные женщины раздирали на себе блузы, с истерическими криками обнажали грудь, высоко задрав юбки, кидались на землю. Мужчины с безумными взглядами, спотыкаясь, блуждали по этому полю сладострастно распростёртой плоти, дрожащими пальцами вынимали из штанов отвердевшие как от невыносимого озноба члены, падали с хрипом куда придётся, совокуплялись в самых немыслимых положениях и сочетаниях: старец с невинной девушкой, подёнщик с супругой адвоката, мальчишка-подмастерье с монахиней, иезуит с франкмасонкой — все вперемешку, кому с кем придётся. Воздух отяжелел от сладкого потного запаха похоти и наполнился криками, хрюканьем и стонами десяти тысяч бестий. Это был ад».

Потом Гренуй на кладбище своим же оружием совершил суицид — дал себя растерзать толпе.

«Они окружили его кольцом, двадцать, тридцать человек, и стягивали этот круг всё сильнее и сильнее. Скоро круг уже не вмещал их всех, они начали теснить друг друга, отпихивать и выталкивать, каждый хотел быть как можно ближе к центру.

А потом их последние сдерживающие рефлексы отказали, и круг разомкнулся. Они кинулись к этому ангелу, набросились на него, опрокинули его наземь. Каждый хотел коснуться его, каждый хотел урвать от него кусок, пёрышко, крылышко, искорку его волшебного огня. Они сорвали с него одежду, волосы, кожу с тела, они ощипали, разодрали его, они вонзили свои когти и зубы в его плоть, накинувшись на него, как гиены.

Но ведь человеческая плоть отличается прочностью, и её не так-то просто разорвать; когда четвертуют преступника, даже лошадям приходится тянуть изо всех сил. И вот засверкали ножи, кромсая мышцы, и топоры, и мечи со свистом опустились на суставы, с хрустом дробя кости. В кратчайшее время ангел был разделён на тридцать частей, и каждый член этой дикой своры ухватил себе кусок, отбежал в сторону, гонимый похотливой алчностью, и сожрал его. Через полчаса Жан-Батист Гренуй до последней косточки исчез с лица земли. Когда, завершив трапезу, эти каннибалы снова собрались у огня, никто из них не сказал ни слова. Кто-то срыгнул, кто-то выплюнул косточку, слегка прищёлкнул языком, подбросил ногой в пламя обрывок голубой куртки. Их всем было немного неловко и не хотелось глядеть друг на друга. Убийство или какое-то другое низменное преступление уже совершал каждый из них, будь то мужчина или женщина. Но чтобы сожрать человека? На такое ужасное дело, думали они, они не пошли бы никогда, ни за что. И удивлялись тому, как легко всё-таки оно им далось, и ещё тому, что при всей неловкости они не испытали ни малейшего угрызения совести. Напротив! Хотя в животе они и ощущали некоторую тяжесть, на сердце у них явно полегчало. В их мрачных душах вдруг заколыхалось что-то приятное. И на их лицах выступил девический, нежный отблеск счастья. Может быть, поэтому они и робели поднять взгляд и посмотреть друг другу в глаза.

Когда же они всё-таки решились сделать это, сначала тайком, а потом совершенно открыто, они не смогли сдержать ухмылки. Они были чрезвычайно горды. Они впервые совершили нечто из любви».

Такова бывает «всенародная любовь». История свидетельствует.

К чему я всё это написал?

В научной среде близится понимание волновой парадигмы. К чему мы приложили руку. И теперь возможно создание подобного оружия любви, основанного не на химии, а на волне. Может быть, кто-то уже втихаря экспериментирует.

© Юрий Ларичев, 2023