517
рот, весь европейский мистицизм проникнут привязанностью к
семитической космогонии, поистине достойной лучшей уча-
сти. Европейским мистицизмом не было создано ничего само-
бытного, так и того, что хоть сколько-нибудь относилось к ми-
ру причин. Он не только забыл всю многокрасочность древних
эзотерических учений, но даже потерял память о философско-
религиозных системах Индии, дойдя до полного игнорирова-
ния всего, что не заключалось в мистицизме гебраизма. Все
усилия средневековых и новейших мистиков сводились к раз-
работке конкретных вопросов, единичных теорий, но и эти
изыскания они неведомо зачем покрывали столь густым по-
кровом эзотеризма, что, воистину можно сказать, — легче са-
мому воссоздать любую из мистических теорий, чем дешиф-
рировать многотомные и туманные фолианты новейших мис-
тиков.
При сравнении между собой дошедшего до нас древнего
мистицизма, хотя бы «Пуран» и «Упанишад» Индии, с темны-
ми хитросплетениями Парацельса, Постеля, Этейлы и других,
невольно бросается в глаза, что в то время как древность гла-
сит как живой глагол, власть имеющий, так, наоборот, у но-
вейших мистиков дух живый давно отлетел. Трепетно жаж-
давший конечной и абсолютной Истины, древний индус ухо-
дил в недра своего чистого духа, сокращал всё свое существо в
единый волевой синтез, забывал свою личность и на могучих
крыльях гордого самосознания своего «Я» воспарял в без-
брежный океан единого вселенского Духа, грезящего о своей
Майе, вечно изменчивой, вечно трепещущей совокупности
бесконечных свойств, потенциальных форм — различных мо-
дусов его Самосознания. Индус отвергал всё, он искал одну
лишь Реальность, он стремился к ней и он её находил! Древ-
ний индус, как и древний египтянин, своим духом плавал в
вечности, он наслаждался счастьем предвосхищения конечно-
го достоинства божественного совершенного Человека, себя во
всём сознавшего, себя во всём утвердившего, от всего отрек-
