Слава




Тебе, мой уважаемый читатель, видимо, не раз приходилось слышать салонное нытьё типа «вокруг одно быдло, не с кем поговорить, никто меня не понимает, скучища, я – белая ворона» и т.д. Наверняка и тебя посещала подобная мыслишка. Всякий «непризнанный гений» сетует на непонимание. А кто виноват? Сам и виноват. Хочешь быть понятым, найди общий язык с собеседником. А лучше молчи.

Не тусоваться надо, а молча пахать, делать дело без оглядки и ожидания похвалы и аплодисментов. И никто тебе ничего не должен и ничем не обязан. Выше головы не прыгнешь, но ты прыгай, и собственной головой пробивай потолок своей ограниченности. За косичку себя из болота не вытянешь, но ты тяни. Рождённый ползать летать не может, но ты пробуй. Не маши руками, изображая полёт, а пробуй по-настоящему. Говорить научились все, держать язык за зубами – немногие, а отличать дело от говорильни – единицы. Человеку дела некогда тусоваться.

Интернет предоставил возможность модной тусовки в виде чатов, форумов и комментов. И некоторые полагают, что, сидя сутками напролёт в социальных сетях, они духовно растут, расширяют сознание и творят. Мы с администрацией сайта прилагаем немалые усилия, чтобы наш форум не превратился в банальную тусовку, в салонное снобистское сборище.

Тебе хочется пообщаться с умными людьми, с учёными, с людьми просветлёнными. Подумай, а им хочется тратить на тебя время? Стоишь ли ты этого? Им с тобой интересно? Ты хочешь взять, а можешь ли дать что-либо взамен? «Рыбак рыбака видит издалека», гласит пословица. И подобное тянется к подобному.

«Ты одинок среди пустых смоковниц, смакующих жизнь потреблением, и жаждешь общения с творцами. Сотвори же сам, стань равным собратьям твоим. И они сами найдут тебя» («Веда славяньска»).

 

***

С выдающимся учёным с мировым именем Игорем Николаевичем Острецовым мы познакомились в 2007 году. Он меня нашёл по моей публикации.

  Уважаемый Юрий Анатольевич! С удовольствием прочитал вашу книгу. Мы, очевидно, работали в достаточно далёких областях знания, но выводы, к которым пришли, во многом совпадают. Я опубликовал первое издание своей книги в 2001 году. Не сочтите за труд ознакомиться.

Игорь Николаевич Острецов.

22.02.2007. Здравствуйте Юрий Анатольевич! Я читал вашу парадоксальную философию. Меня в ней заинтересовал анализ древнеславянского языка. Это для меня совершенно новое видение ситуации о месте славян и России в мировой истории. Я к тем же выводам пришёл совсем другим путём. Если Вы не возражаете, я познакомлю с вашей работой моего друга Савву Ямщикова, известного искусствоведа и историка.

И.Острецов.

27.02.2007. Юрий Анатольевич, здравствуйте Прочитал ваши «Магию» и «Опровержение». У Вас отличная речь. Сколько Вам лет? Интересно, кто Вы по образованию и как пришли к подобного рода занятиям в наш прагматичный век? Впрочем, конечно же, все века были прагматичными, но хорошо, что во все времена всё же попадались «психи». Я всю жизнь занимался чисто земными проблемами, и только безумства перестройки заставили меня оглядеться. Впрочем, и сегодя я занят проблемами энергетики, поскольку без неё швах. Посылаю Вам пару документов. Один из них статья, опубликованная в ямщиковской газете «Слово».

И.Острецов.

28.02.2007. Юрий Анатольевич! У меня было очень много друзей военных. Ведь я почти половину жизни провёл на полигонах и разных В/Ч. Капустин Яр, Плесецк, Приозёрск, помосковная Власьиха, Галицыно. Целая куча В/Ч под Питером и др. Было, конечно, всякое, но очень часто они по своим качествам превосходили гражданских. Советская армия действительно воспитывала много достойных людей, и Вы тому свидетельство. Степени это лабуда, никому не нужная по существу. Их назначение обеспечивать паразитирование идиотов и сволочей.

Относительно публикации моих материалов я, естественно, согласен и, более того, благодарен. Продвижение правильного понимания энергетической ситуации в мире сейчас важнейшая задача. С этими идеями я добрался уже до С.М.Миронова. Имел с ним две часовых беседы. Надо выйти на Путина. Минатом тормозит очень сильно. По-видимому. придётся ехать в вашингтонский «обком». Приглашают на середину апреля.

И.Острецов.

5.03.2007. Дорогой Юрий Анатольевич! Завтра встречаемся у Ямщикова в мастерской. Будут ещё Распутин, Ивашов, Болдырев, Старшинов и др. Покажу им ваши «Парадоксальную философию» и «Излом».

И. Острецов.

И так далее в течение уже пяти лет. В своих работах я касался в том числе и философии физики и излагал нетрадиционную парадигму. И для меня важно, что такой учёный физик не упрекнул меня в несостоятельности.

Игорь Николаевич друг нашего сайта и его активный автор. И наши читатели (братство по разуму) в курсе событий и дел И.Острецова. Наш сайт помогал и будет помогать делу, которому служит профессор И.Острецов.

 

***

Сегодня я предлагаю вам статью Игоря Николаевича о своём друге Савве Васильевиче Ямщикове. Может быть, молодым читателям написанное покажется неинтересным. Но я принадлежу к тому же поколению, я младше их всего лишь на семь лет. И всё описанное помню и переживаю заново. Всё было именно так. Всё родное и близкое.

Игорь Николаевич и Савва Васильевич – это живые потрясающие умы и сильные характеры. «Атланты держат небо на каменных руках». И ни грамма спеси, надутой чванливости и сибаритского снобизма. Этим отличается живой ум от забронзовелой мертветчины.

С большим удовольствием ставлю этот материал на мой сайт.

Рунмастер

 


 

 


   Мы с Саввой были близкими друзьями в начале нашей жизни, в школе, и через много, много лет, когда он стал известным всей стране искусствоведом-реставратором и общественным деятелем. Всю жизнь я его знал как Славу. Когда во время нашей первой встречи в 2006 году после долгой разлуки я спросил его, как же мне теперь его звать, он ответил: «Для тебя я всю жизнь был Славой, пусть таковым и останусь». Поэтому в моих воспоминаниях пусть он будет не Саввой, не Вячеславом, а именно Славой, поскольку он вполне оправдал это своё детское и юношеское имя, завоевав всероссийскую известность, почитание и СЛАВУ.

   В предисловии к моей книге «Введение в философию ненасильственного развития» он так описывает историю нашей дружбы:

«Его звонок застал меня в дороге между Псковом и Михайловским. Пятьдесят лет меня никто не называл Славой. Это при поступлении в школу вместо означенного в метрике имени Савелий поспешили перекрестить меня в Вячеслава, ссылаясь на заскорузлую патриархальность бабушки Екатерины Ивановны, так не по-советски обозвавшей меня при крещении. Знали бы ретивые учителя, что и в ЗАГСе первоначальную волю бабушки, окрестившей меня Саввой в честь новгородского подвижника преподобного Саввы Вишерского, проигнорировали, думая, что Савелий – это полное имя от Славы. Для Игоря Острецова – моего одноклассника и соседа по баракам Павелецкой набережной, я все эти долгие годы оставался Славой. Не скрою, что тот звонок несказанно обрадовал меня и заставил на время забыть обо всех делах. Мы не виделись с Игорем с тех пор, как я поступил на искусствоведческое отделение истфака МГУ, а он – в легендарный физико-технический институт в г. Долгопрудном. В девятом классе целый год ходили мы вместе на лекции по математике и физике в университетские аудитории на Моховой, которые читали блестящие учёные. Игорь очень удивился, когда я сообщил ему о своём желании посвятить себя наукам гуманитарным, зная о моих способностях в точных науках. Но против судьбы не пойдёшь, ибо воля Бога всесильна и, как говорится, обжалованию не подлежит. С головой окунувшись в университетскую жизнь, познакомившись с новыми друзьями, не сразу вспомнил я о павелецком своём «дружбане». А когда однажды спросил свою старшую коллегу Люду Улазову, подсказавшую мне дорогу в историки искусства, давно ли видела она нашего соседа Игорька Острецова, узнал о его засекреченности, связанной со стратегической важностью ядерной отрасли, в которой одноклассник занял с юных лет одну из ответственейших ниш, принимая участие в разработке суперсовременных технологий. Встреча наша в Москве началась с того, что мы обнаружили полное сходство взглядов на современную действительность. Игорь, как и я, понимает чудовищную разрушающую роль либерастов-демократов, опустивших Россию до самых низших точек её пассионарного составляющего. Именно таких, как он, созидателей, бескорыстных творцов, влюблённых в свою профессию, чубайсовско-гайдаровская свора постаралась как можно быстрее уничтожить. Если в моей рабочей сфере властвовали мелкие диверсантишки, руководимые швыдкими и церетелями, то в архиважных институтах и научных центрах, возглавляемых Игорем и его коллегами, хозяйничали геростраты и жулики образца клебановых, кириенок и прочей проамериканской административной нечисти. Я узнал, что мой друг принимал самое активное участие в ликвидации последствий чернобыльской трагедии, получил сильную дозу облучения, приведшую к тяжёлому заболеванию. В то время, как я с Божией помощью преодолевал свой недуг, приковавший меня к постели, врачи родной мне Сеченовской медицинской академии боролись за жизнь Игоря. С их помощью и по воле Творца тяжелейшая болезнь отступила. Мой друг за последние годы сделал так много для решения острейшей проблемы человечества – обеспечения необходимой энергией всех жителей планеты, а не только кучки хозяев денежного мешка, что заставило восхититься результатами его деятельности самых закоренелых наших «друзей» на Западе и вызвало мощнейшее сопротивление со стороны доморощенных руководителей атомной отрасли, делающих всё, чтобы не дать осуществиться и начать действовать уникальным наработками Игоря Острецова и его коллег. Но у талантливого учёного есть немало друзей, понимающих всю значимость его открытий. Главный же помощник в многотрудном и значимом деле Игоря Острецова – Бог, в которого он бесконечно верит. Книга его «Введение в философию ненасильственного развития» недаром получила поддержку и письменное одобрение Святейшего патриарха Алексия II. Откровения учёного заслуживают самого пристального внимания и изучения, ибо подсказывают людям самую короткую дорогу к совершенству и познанию Божественных заповедей. Заложены фундаментальные основы этой философии на нашей родной Павелецкой набережной, где мы научились любить Отечество и служить ему верой и правдой».


 


   До школы я не знал Славу, хотя мы жили достаточно близко друг от друга. Наша улица, 3-й Павелецкий проезд, уходила перпендикулярно от Павелецкой набережной к железнодорожной станции Москва товарная Павелецкой железной дороги и затем почти под девяносто градусов поворачивала в направлении Даниловского монастыря, располагавшегося на другой стороне железной дороги. В начале 3-его Павелецкого проезда, буквально в сотне метров от Москва-реки находилась наша школа, а напротив неё пивная, хлебозавод и картонажная фабрика. Дом Славы, небольшое деревянное одноэтажное строение, был рядом с железнодорожной станцией, а наш, двухэтажный деревянный барак, подальше на другой стороне улицы прямо за картонажной фабрикой. Оба наши дома были построены во время войны по чрезвычайно простым технологиям. Две стенки чёрных, грязных досок, пространство между которыми для сохранения тепла засыпалось шлаком, валявшимся везде вокруг, поскольку единственной тягловой силой на железной дороге тогда были паровозы. Дом Ямщиковых был совсем маленький. Жили они там, насколько я помню, одни и поэтому теплом обеспечивали себя сами всё тем же углём, которого тоже было сколько угодно. В нашем доме была коридорная система и что-то около сорока комнат и, соответственно, семей на двух этажах. Рядом с бараком была котельная. Удобства и у нас и у Ямщиковых во дворе. Очень неудобно, особенно зимой. Даже мы дети, не знавшие в то время других условий жизни, ощущали это в полной мере. Зимы тогда были гораздо холоднее, чем сейчас. В общем, по современным понятиям жили мы в трущобах. Матери работали по 12 часов в день. Отцы на фронте. Мы в детских садах. Я, например, в 44-46 годах после возвращения из эвакуации, когда мне было 5-6 лет, как более старший, водил 3-х летнего соседа в детский сад по полотну железной дороги к Павелецкому вокзалу. Поэтому взрослели мы и начинали отвечать за себя рано. Уже в первых классах школы мы зачастую проявляли, что называется, сообразительность для обеспечения собственного выживания. Рядом с моим домом находилась площадка, на которую свозили трофейное оборудование с немецких заводов. Оно, естественно, нигде не использовалось и просто гнило под открытым небом. А недалеко от дома Ямщиковых была палатка по приёму цветных металлов. В школе нас было три близких приятеля. Были дружны, естественно, со всеми, но втроём были всегда. Мы со Славой и Юра Баринов, поступивший на год позже меня в физтех. Его, к сожалению, нет уже давно. Он умер ещё в начале восьмидесятых. Он, как и я, окончил физтех по специальности экспериментальная ядерная физика, но работал в Курчатовском институте по исследованию свойств различных материалов в мощных нейтронных потоках. Целыми сутками сидел на реакторе. В результате сильнейшая опухоль головного мозга. И вот мы трое лазили по трофейной свалке и добывали цветмет. В основном медь, латунь и свинец. Попадалась там и ртуть. И мы, сообразительные, натирали ртутью двухкопеечные медные монеты и старались всучить их вместо никелированных десяточек. Часто проходило. Но иногда получали по шее. Свалка охранялась солдатами. Однажды мы сидели на каком то станке и что то отворачивали. И вдруг видим – прямо к нам идёт солдат. По его решительному и злому виду не было сомнений в том, что он хочет с нами сделать. В то время к родителям отводить было не принято. Их просто невозможно было застать дома. Расправа проводилась на месте. Мы буквально застыли. Деваться некуда. Он идёт и смотрит прямо на нас свирепыми глазами. Нас спасло то, что из железяки торчал какой то стержень и солдат прямо лбом врезался в него и закружился на месте. В следующую секунду нас уже там не было. Самым успешным мероприятием из этой серии была находка в какой то машине здоровой чушки свинца, килограмм на сорок. Произошло это где-то в первых классах. Это была большая удача. За неё мы получили более пятидесяти рублей, которые мы называли «маленький Ленин» в отличие от большого, который печатался на сторублёвке. Для нас это были очень большие деньги. Ну и, естественно, гульнули. Гулять мы ходили пешком в Парк культуры и отдыха им. Горького. Это было довольно далеко. Но бесплатного проезда тогда не было. Надо было перейти через железную дорогу, мимо Даниловского монастыря, в котором тогда располагался какой-то склад, далее мимо Даниловского рынка на Шаболовку и потом к Парку. В Парке мы попили газировки, поели мороженого и перед возвращением решили искупаться в фонтане «Девушка с веслом», который располагался прямо рядом с главным входом в Парк. После войны это было обычное дело и никто этому не препятствовал. Было очень жарко и мы были в одних трусах. Юрка был врождённый интеллигент по духу, несмотря на то, что его отец, дядя Вася, глушил серьёзно, я «стеснючий», а Славка решил, чтобы не мочить трусы купаться голым. Он уже тогда на общественное мнение внимания обращал мало. Трусы он положил на ограждение фонтана. Когда мы вылезли из воды, трусов на месте не оказалось. И Славе замаячила перспектива идти через всю Москву совершенно голым. Но дело было не только в этом. В то время потерять фрагмент одежды было очень накладно, и он мог получить от матери по полной программе. Мы, естественно, предприняли грандиозные усилия по поиску трусов, пока нам не подсказали, что какие-то пацаны взяли их для того, чтобы надувать их и плавать. Они зажимали их на воде со стороны отверстий, образовывалось некое подобие пузыря и они, подложив его под подбородок, бултыхали ногами. Отдавать трусы они не хотели. Завязалась потасовка, но нам помогли сторонние ребята. Чувство справедливости тогда было развито. Да и Славка был здоровяк. Славка очень грустил по поводу того, что купался голый, а шёл домой всё равно в мокрых трусах. Подшучивать друг над другом у нас не было принято. Поэтому мы с Юркой ему сочувствовали.

   Послевоенные годы были голодными. Есть хотелось и в детском саду и в школе. С точки зрения самообеспечения была у нас одна замечательная операция, которая надолго обеспечила нас дополнительной едой. Тогда нам было лет по двенадцать, тринадцать. Юрка жил рядом с хлебозаводом. Его хибара примыкала к забору хлебозавода. С хлебозавода потаскивали продукты через дыру рядом с участком, где стоял Юркин дом. Однажды ночью мы устроили засаду рядом с дырой и, как только оттуда появился мешок, мы в него вцепились и подняли страшный шум. Злоумышленники бросили всё и умчались на территорию хлебозавода. В мешке оказалось полмешка муки и шматок масла. Дядя Вася был хозяйственный мужик. Возле его дома был сарай. Там мы спрятали добычу и, когда никого не было, жарили себе лепёшки на какой-то старой электроплитке.

   Развлечений у нас было много. На свалке было много бочек с карбидом. Мы придумали забаву. Брали закрытую с одной стороны трубу, прожигали сваркой в котельной дырку в цилиндрической части около закрытого конца, и получалась натуральная пушка. Внутрь трубы клали карбид, наливали воды, начинал выделяться ацетилен. Открытую часть трубы забивали деревянной пробкой и затем поджигали спичку около маленького отверстия. Стреляло не очень далеко, но шумно. В другом варианте кусок карбида клали в лужу, накрывали его консервной банкой с несколькими отверстиями в дне и на длинной палке подносили огонь. Банка долетала до второго этажа. Но однажды кто-то из старших ребят учинил злую шутку. У нас во дворе был туповатый парень. Звали его Швейкой. Ребята, поднося огонь к банке, держали его всё время немного в стороне. Поэтому банка не взлетала. И кто-то сказал Швейке, чтобы он пошёл и посмотрел, в чём там дело. Как только он склонился над банкой, огонь поднесли к ней и она взлетела вверх, ударив Швейку по лицу. Хохота, рёва и кровищи было много. Но такое случалось редко. В драках было железное правило – «до первой кровянки и лежачего не бить». Злобы не было.

   Никакой музыки у нас, естественно, не было. Поэтому популярен был эпистолярный жанр. Хулиганские стихи типа: «Рано утром встали звери, потянулись, поп---ели и, решив, что хватит спать, все отправились гулять. И т.д. и т.п.» или «На Арбате в детском саде раздаются голоса, такой-то, такой-то, отдай игрушку, а то выкалю глаза». Всё это считалось хорошим детсадовским воспитанием. Ямщиков много, но не понятно откуда, притаскивал таких штучек. Возможно, иногда творил сам. Но тогда этим хвастаться было не принято. Моя сестрица Ирина часто пикировалась с ним и считала его весёлым трепачом. «У тебя Славка, не поймёшь, когда ты врёшь, а когда говоришь правду» - часто повторяла она. Он вообще был остр на язык. Помнится, на какой-то смех в свой адрес, он выдал: «Что ты ржёшь, мой Буцефал, что ты свой роняешь кал?». Он придумывал очень хорошие прозвища нашим одноклассникам. Например, у нас в классе был Генка Краюшкин, большой любитель поковыряться в различных механизмах. С подачи Славы его прозвали Шпендер-часовых дел мастер. Отец другого мальчишки был как-то связан с Монголией. Поэтому у него иногда появлялись шмотки. Слава приклеил ему прозвище Алала – монгольский пижон. В соседних классах учились два парня с кавказской внешностью. Он их звал Гоги Мония и Дёма Гогия. Вообще гуманитарный склад ума у него проявился очень рано. Но в наше время и в нашей среде в моде были точные науки. Было начало пятидесятых годов. Время стремительного развития страны. И Слава, в соответствии с модой, вплоть до самого окончания школы тоже декларировал свою приверженность к точным наукам.

   Он умел блеснуть и произвести впечатление. Однажды мы попали на футбол между нашей и английской сборными на Динамо. После матча английские футболисты вышли поговорить с русскими болельщиками. Слава языка конечно не знал. Какой язык в то время. Но он сразу подошёл к английской звезде, защитнику Билу Райту. Положил ему руку на плечо и произнёс: «Bill Right is a good player!» и сразу стал центром всеобщего внимания. Нашлись те, кто мог как-то говорить по-английски, но Ямщиков уже руководил процессом общения и был в центре событий. На занятиях по английскому в школе он тоже был часто оригинален. Например, слово упражнение (exercise) он демонстративно произносил побуквенно: е-хер-сисе, чем постоянно травмировал нашу респектабельную англичанку. Были, конечно, и маде ин уср и фэйсом по тэйблу.

   Читали много. Школьная программа была довольно большая и разнообразная. К советской литературе относились серьёзно. Советская героика действительно вызывала восхищение. С другой стороны, мы были хорошо знакомы и с литературой, которая в то время официально не очень рекомендовалась. Был у нас в классе очаровательный мальчик, маленький, стройный как статуэтка, ни одного грубого слова. Моя мама, которая обожала поэзию серебряного века, называла его: «Мой нежный принц с Антильских островов, мой маленький китайский колокольчик, изящный, как духи, как песенка без слов». Звали его Колюня Мецельский. Его родители, также как и мои, были из семей, про которые в то время говорили – «из бывших». Семья Колюни не эвакуировалась из Москвы во время войны и поэтому сумела сохранить очень приличную библиотеку с дореволюционными изданиями. Вот туда мы по наводке моей мамы и ныряли. Знали и про «фиолетовые руки на эмалевой стене» и что «я – адски пленительный сноб, в накидке и в галстуке красном», и с Блоком были знакомы не только по «Скифам» и «Двенадцать», но и по «Девушка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю,…». Мы, действительно жили во время, когда отголоски дореволюционного ещё явственно звучали. Моя мама рассказывала нам, что, когда её семья уезжала из Уфы вместе с отступающими войсками Колчака, во дворе своего дома они зарыли столовое серебро. И мы втроём вполне серьёзно в последних классах обсуждали идею поехать в Уфу и вырыть клад, тем более что подруга мамы Лида Малецкая, дочь царского генерала, проживавшая в Казани, написала ей, что съездила в Уфу с сыном и выкопала банку с золотом и орденами отца. Но мама резко протестовала против нашей затеи. Идея, к сожалению, отпала сама собой, когда подруги мамы из Уфы прислали её статейку из «Вечерней Уфы» о том, что во дворе их дома во время каких-то ремонтных работ был обнаружен клад серебряной посуды.

   В конце пятидесятых годов появилось огромное количество трофейных фильмов. Среди них очень интересные такие как «Тарзан», «Королевские пираты», «Зорро», «Сети шпионажа» и др. Недалеко от нас на Дербеневской улице находился очень хороший дом культуры химзавода им. Сталина. Он и сейчас стоит там. Его обычно именовали просто Циндель по имени дореволюционного хозяина. Там и демонстрировались все эти фильмы. Денег на кино у нас, естественно, не было. Но в Цинделе была масса самых различных кружков для детей. Мы все туда немедленно записались. Я немного музицировал на фортепьяно и занимался в студии рисования, говорили, что хорошо получалось, а Славка с моей сестрицей отправились в студию драматического искусства. Руководил этой студией В.И. Щеглов, артист драматического театра. Позже у него была эпизодическая роль в фильме «Двенадцать мгновений весны» и ещё в каких-то фильмах. Сестрица со Славой блистали на сцене Цинделя. Мы все ходили смотреть их спектакли. Слава прекрасно читал «Тёркина». Поэтому многие на улице оборачивались и говорили: «Смотрите, вон идёт Тёркин». Но истинная причина нашего увлечения различными видами искусства была совсем в другом. Занятия в кружках кончались поздно. Вечерние сеансы уже начинались. Поэтому нам не надо было проходить в здание дома культуры и предъявлять билеты. Администрация придумала, как нас отсечь от просмотрового зала. Билеты начали проверять вторично при входе в просмотровый зал. И нам надо было любой ценой преодолеть этот барьер. Это были либо пути через сцену, либо напролом через двери зала. Толпа валила и давила очень сильно и котролерам было очень трудно сдержать наш энтузиазм. Но, если ты зазевался, они просто хватали шапку с головы и выбрасывали её обратно в фойе над напиравшей толпой, и надо было ломиться назад сквозь толпу, чтобы вернуть шапку. Зал был всегда битком, и надо было где-нибудь спрятаться, пока не погасят свет. Потом сиди хоть на полу. Во время сеанса, когда на экране была какая-нибудь напряжённая пауза, какой-нибудь «оригинал» частенько для разрядки атмосферы громко выкрикивал: «Кто сказал пошёл на ...?». Эта реплика с тупым упорством повторялась довольно часто.

   Играли в футбол, как правило, тряпочным мячиком. Около нашего дома была здоровая, глубокая и очень грязная лужа, наверное, примерно то, что городничий называл «озером». Однажды зимой я провалился под лёд. Холод был градусов тридцать. Слава с Юрой зацепили меня каким-то крюком и вытащили. Моя шуба немедленно превратилась в панцирь. Я практически не мог двигаться. Они доволокли меня до дому, где мама натёрла меня водкой. Летом катались по «озеру» на плоту, а зимой на коньках. Тогда, в основном, были «снегурки», «гаги», и очень редко «норвежки» или в модном произношении – «ножи». Это был высший шик. Всё прикручивалось к валенкам верёвками. Любимым развлечением было зацепиться за борт грузовика железным крюком и ехать за ним по улице на коньках. Правда, часто это кончалось разбитыми носами. В хоккей играли клюшками, сделанными из железной проволоки и шайбой – из куска доски. С горок катались на досках или на кусках льда. Хороший лёд можно было добыть на Москве-реке. Она тогда замерзала по-настоящему, и ледоход был настоящий где-то в конце апреля – начале мая. Как правило, в это время наступала настоящая жара, и мы все бегали на реку смотреть ледоход. На другом берегу Москвы-реки было нефтехранилище из примерно пяти-шести здоровенных цистерн. Однажды там случился грандиозный пожар. Горело так, что съехалось пол-Москвы. Мы простояли там всю ночь, наблюдая это зрелище.

   Когда же мы подросли, интересы наши изменились. Больше стали заниматься спортом. У нас в школе был замечательный учитель физкультуры – любимец всей женской половины школы. На фото он рядом с Ямщиковым. В школе он вёл несколько спортивных секций. В частности, баскетбольную. Слава был баскетбольной звездой. Потом мы занялись парашютным спортом и стрельбой. До прыжков с парашютом дело не дошло, но квалификации снайперов мы получили. Стреляли на полигоне на Ярославском шоссе.

   С телевидением познакомились, как только начались первые опытные передачи с Шуховского центра. Мой отец после возвращения с фронта работал в ЦНИИ лубяных волокон, который располагался на одной территории с Шуховским центром. Он доставал нам билеты в просмотровый зал и мы имели счастье наблюдать, как во время передачи выворачивались лица известных актёров из-за неустойчивости первых трансляций. Например, помню в одном из напряжённых мест «Платона Кречета» в зале раздался хохот, поскольку во время монолога его лицо было искажено так, что от смеха действительно удержаться было трудно. В театры ходили довольно часто, поскольку моя дальняя родственница, заслуженная артистка РСФСР Людмила Чернышёва, снималась в кино и играла в Детском театре. Тогда этот театр размещался на Театральной площади напротив Малого. Тётя Люда давала нам билеты. Театры после войны не пользовались особенно большим спросом. Я даже пересмотрел весь репертуар Большого, причём часто из третьего ряда. Уланову видел много раз. И очаровательную прелесть «Вальса цветов» из «Щелкунчика» мы познали в лучшем исполнении в лучшем зале страны. Так что диапазон развлечений был очень широк.

   Очень часто на первое мая и седьмое ноября ходили на демонстрацию на Красную площадь обычно с коллективом завода, на котором работала моя мама. Мероприятия действительно были очень весёлые и радостные. Однажды даже, году в пятидесятом, видели Сталина. Мне вспоминается случай, когда нам, группе пацанов, доверили тащить телегу с какими-то транспарантами. Она была здоровая и тяжёлая, но имела управление колёсами. Через площадь мы её протащили, а когда миновали храм и подошли к Васильевскому спуску, Слава предложил: «Хватит её переть. Давай теперь на ней прокатимся». Мы радостно подхватили эту идею, взгромоздились на телегу и помчались вниз к мосту с дикими воплями и красными флагами над головой, выруливая мимо групп шарахавшихся от нас демонстрантов. Но милиции там уже не было. Она вся дежурила на площади. Поэтому мы доехали по инерции почти до середины моста. На похороны Сталина мы со Славой не пошли. В школе была линейка и мы, как лучшие ученики, стояли в почётном карауле. Другие ребята ходили и потом рассказывали, что там была просто жуткая толчея. Еле вернулись живыми.

 

 

   В школе мы с девочками не знались, хотя на нас поглядывали. Например, моя вздыхательница, Ирочка Елисеева из младшего класса, разместилась у меня в ногах на фотографии. Были и другие. О них я вспоминаю с теплотой и нежностью, но в школе мы были суровы по этой части. Слава в нашей школе в каких-либо симпатиях замечен не был. На стороне мы были проще. На юга в школьные годы мы не ездили. Отдыхали в пионерских лагерях под Москвой. Пионерский лагерь от маминого завода выезжал в деревню Чирково Михневского района. Там у меня образовались хорошие знакомые и мы со Славой в последних классах туда наведывались развлечься. В нескольких километрах от Чирково в селе Семёновское находился очень хороший дом отдыха КГБ. Там был хороший клуб. Мы туда и ходили через лес напрямик. Довольно далеко. Во время возвращения темень была жуткая. Фонариков тогда не было. Поэтому мы взбадривали себя весёлыми частушками, которые орали всю дорогу. Частушки были очень бодрыми и жизнерадостными типа: «Шёл я лесом, песню пел, соловей мне на нос сел. Я хотел его поймать. Улетел, такая мать», или такая: «Как на Михневской платформе стоит он в военной форме, а она на кирпичах и погоны на плечах» и так далее. С нами ходили и девчонки. Они только хихикали. В Семёновском иногда на почве разногласий по поводу девиц с местными происходили баталии, как называл их Слава «первые бои самцов». В Чирково были и грибы и ягоды и рыбалка. Рыбу мы ловили либо корзиной под корягами, либо бреднем. Удочками не пользовались. В деревне была разрушенная, по-видимому, во время войны, поскольку иконостас был совершенно цел, церковь. Летом 2009 года я заскочил в Чирково. Церкви уже нет. Речка, приток Лопасни, почти пересохла. Кругом коттеджное строительство. Я рассказал об этом Славе и он, вспомнив наши Чирковские похождения, взгрустнул: «А всё-таки хорошо мы развлекались в Чирково, даже последующие юга меркнут».

   В школе мы не курили никогда. Сначала не было денег, а потом осознали, что это глупость. С алкоголем познакомились поздно, только в девятом классе. Был у нас в классе Витька Зимин. Он пригласил нас на день рождения, а его мать набуробила браги. Очень тяжёлый, сладковатый напиток с массой сивушных масел. Ну, мы окосели и отравились совсем. К вечеру всем нам было очень плохо. Затем пробовали ещё пару раз у Юры. Никакого энтузиазма по поводу алкоголя у нас никогда не было. Дядя Вася гнал самогон. Жутко противный. Как-то мы были у Юры дома и дядя Вася предложил нам выпить. Слава говорит: «Да не можем мы, вонючий, выворотит немедленно». А дядя Вася в ответ: «Ну, что же ты хочешь. Иногда приходится по пять раз загонять туда обратно». Вот так мы и росли.

   В школу мы пришли в 46 году. В четырёхэтажном здании располагалось две школы. В двух верхних этажах № 649 – для девочек, а два нижних – занимала школа № 579 для мальчиков. У нас обучение было раздельным до восьмого класса. По-моему это было хорошо. У нас не возникло никаких комплексов по поводу девочек в связи с их более ранним созреванием. Когда нас объединили в восьмом классе, многие «мужики» уже были настоящими лидерами. Я помню несколько очень ярких пацанов из нашего класса. Девчонки же все были тихие, робкие и не смели что-либо вякать в нашем присутствии. Возможно, поэтому в нашем классе не было впоследствии брачных пар. Вообще приход девочек в восьмом классе не только не подавил нас, но наоборот дал резкий стимул нашей активности. Это проявилось по многим направлениям. В тематических наклонностях, в спорте, в жизненной активности. Слава проявился очень ярко и попёр, что называется дуром. Последний десятый класс он учился не в нашей, а в школе, расположенной недалеко от Новоспасского моста в конце Дербеневской улицы. Это было связано с тем, что он был в очень плохих отношениях с директором нашей школы. Я не помню его полного имени, но все мы звали его просто Максим. Он был большой любитель выпить и часто забегал в пивную напротив школы. Все, естественно, это видели, но молчали. А Ямщикову нужно было больше всех и он часто по этому поводу высказывался. Вот Максим и убрал его за «хулиганство». После окончания школы Слава явился на наш выпускной вечер с двумя девицами в белых платьях и розами в зубах. Они все вместе подошли к захмелевшему Максиму и говорили с ним как старые, чрезвычайно приятные друг другу друзья. По-видимому, Максим действительно был доволен тем, что никогда больше не будет иметь дело с Ямщиковым.

   Нашей первой учительницей и классным руководителем была Нина Николаевна Синицына. Очень добрый и мягкий человек. Она преподавала нам русский и литературу, по-моему, до седьмого класса. Года на три-четыре раньше нас в нашей школе до седьмого класса учился и Юрий Михайлович Лужков. Затем он перешёл в другую школу где-то в районе Мытных улиц. Я как-то услышал его воспоминания о школьных годах, в которых он также вспомнил свою первую учительницу русского языка и литературы. Это была тоже Нина Николаевна Синицына. Слава мне рассказывал, что во времена, когда на его реставрационную мастерскую, отличный старинный дом в прекрасном районе на улице Бурденко, были серьёзные наезды, он прорвался к Лужкову и тот его спросил: «А мы с тобой в детстве не играли в футбол?». Слава подтвердил, что в детстве они были соседями. После этого территориальные претензии к помещению реставрационной мастерской прекратились.

   Учились мы все трое очень хорошо. Были лучшими учениками. Четвёрки были только по русскому языку. Делали ошибки. Я, например, вплоть до десятого класса писал «будующий». Учительница в последних классах, раздавая сочинения говорила: «У Острецова его стандартная ошибка – будующий». Увлекались содержанием и не всегда отслеживали форму. Это было характерно для всех нас. В первую очередь искали смысл. Очень редко мы получали пятёрки по сочинениям из-за ошибок. Я, например, получил пять за сочинение на вступительных экзаменах на физтех только потому, что решил для надёжности, грубо говоря, использовать только слова из трёх букв, а фразы из трёх слов, т.е. слова и фразы в написании которых у меня не было сомнения. На экзаменах в физтех требования к сочинениям были чисто формальными, не было бы ошибок. В точных науках были лучшими. В восьмом классе к нам пришёл новый преподаватель математики. Мы его звали Мирон. Он держался очень важно и делал всё медленно, демонстрируя свою значимость. А мы к этому времени уже занимались в математических кружках при МГУ и поэтому школьные занятия для нас были просто игрой. И вот однажды мы со Славкой договорились устроить демонстрацию. Была контрольная по математике. Мирон очень медленно писал на доске задания. Мы же в диком темпе их записывали и пока он писал следующее, решение предыдущего мы успевали изложить в тетради. И вот, как только Мирон завершил свою работу и медленно и очень важно подошёл к столу и сел, мы со Славой поднялись и направились к нему с готовыми контрольными. Он недоумённо уставился на нас и спросил, чего это мы поднялись. А мы ему отвечаем, что всё готово, мы всё уже решили. Он совершенно оторопел. Но поставил нам всё-таки только по четвёрке, сославшись на небрежное оформление работы. Чем-чем, а этим мы грешили действительно часто. В силу этого я, откровенно говоря, был уверен, что и после школы мы будем учиться вместе. Но жизнь распорядилась по-другому.

В нашем доме в комнате напротив меня жила Люда Кузнецова, в замужестве Улазова. Она была старше нас на несколько лет и, когда мы учились в последних классах, Людмила уже была студенткой МГУ на отделении искусствоведения. Она, видимо, почувствовала внутренние устремления Славы и часто с ним беседовала. А когда Слава перешёл в другую школу, и наше с Юрой влияние на него уменьшилось, то победили влияние Людмилы и его истинные природные склонности. Он, насколько я помню, сначала сдавал экзамены в МГИМО. Там экзамены проходили в июле, т.е. раньше, чем в других институтах. Но это был блатной институт (наверное, так же, как и сейчас) и Славе, что бы завалить его «за незнатное» происхождение, после нескольких пятёрок влепили трояк по географии. После этого он пошёл в МГУ. Хорошего дипломата, между прочим, потеряла наша страна из-за блатного идиотизма и элитарности. Все дипломаты, а тем более, современные, наверняка, ему бы и в подмётки не годились. Когда он объявил мне, что дальше мы будем учиться раздельно, я действительно взгрустнул. Но и здесь он очень сильно повлиял на мою и Юры Баринова дальнейшую жизнь. Мы собирались поступать либо в МИФИ, либо в МГУ на физфак. Кончились выпускные экзамены и вечера. Впереди был месяц до августа. Я собирался несколько дней отдохнуть, а затем начать готовиться к августовским экзаменам. Но тут приходит ко мне Слава и говорит, что есть в г. Долгопрудном под Москвой институт, почти закрытый, никаких объявлений о нём нет, но это то, что надо. Физтех тогда действительно был практически закрытым институтом и о нём широкой публике известно было крайне мало. Это было 28 июня. 29-го я схватил все документы и помчался в Долгопрудный. Успел их сдать в последний третий поток. Это был последний день приёма документов. Юра раздумывал и не поехал. Поэтому он поступил только на следующий год. Экзамены, также как и в МГИМО, начались 1-го июля. Их было семь, в отличие от других вузов, и сдавали мы их через день. Я не успел толком осознать произошедшего, как к середине июля стал студентом лучшего технического вуза страны, да, пожалуй, и мира. За это я всю жизнь крайне благодарен Славе. Правда по школе пошли слухи, что Острецов не смог поступить в институт в Москве, а только где-то загородом. Но я был счастлив.

В год поступления в физтех (56 год) сломали наш барак и мы переселились в Коптево, на другой конец Москвы. Получилось забавно. 1-го сентября я уехал в Долгопрудную с Павелецкой набережной, а вернулся в Коптево. Славин дом стоял ещё долго. Поскольку пересилили нас опять в одну комнату и в связи с тем, что занятия на физтехе были крайне напряжёнными, я жил в общежитии в Долгопрудном. Общежитие давали всем без каких-либо проблем. Более того, проживание в общаге приветствовалось, поскольку занятия проходили вплоть до семи-восьми вечера. Телефонов не было. Со Славой общаться стало невозможно. Это продолжалось шесть лет (на физтехе учились шесть, а не пять лет, как в остальных вузах). Затем я сразу поступил в аспирантуру физтеха и защитил кандидатскую диссертацию по физико-математическим наукам. Ещё три года. Потом приступил к подготовке докторской диссертации в области космоса. После защиты докторской жизнь пошла совсем сумасшедшая. Я практически не вылезал с полигонов от Плесецка (под Архангельском) до Байконура, Приозёрска (Балхаш), Семипалатинска и Куры (на Камчатке). Об успехах Славы я, конечно, слышал. Смотрел «Рублёва», слышал об открытии картин на севере и радовался за него. В восьмидесятом у меня произошёл крутой поворот в жизни, и я перешёл на работу в атомную промышленность. Вскоре попал в Чернобыль руководителем работ министерства. Потом началась «перестройка» и я плотно задумался о жизни. Потом надолго загремел в больницу и продумал там все основные мысли книги, из которой следовало, что «перестройка» пошла не по тому пути. В 2002 году первый раз издал её. Параллельно занимался новыми схемами ядерной энергетики. Откровенно говоря, я думал, что Слава, скорее всего, поддержал «демократические преобразования» в стране, поскольку так поступало большинство моих знакомых из гуманитарной сферы. С ними я жутко ругался по этому поводу. Не хотелось того же и со Славой. Но однажды мне попался номер газеты «Завтра» с его статьёй и я вдруг увидел, что мы с ним по социальным вопросам продолжаем мыслить совершенно одинаково. Наше павелецкое детство не прошло даром. Я позвонил в редакцию. Там после консультации со Славой дали мне номер его телефона и я ему позвонил. Дальнейшее описано им в предисловии к моей книге. Последнее, четвёртое издание книги, вышло с его помощью и благословением. Во время первой встречи через пятьдесят лет я увидел только катастрофические физические изменения в нём. Как личность он абсолютно не изменился. Та же твёрдая уверенность в своих убеждениях, бескомпромиссность, прямота и склонность к лидерству. Всё, что было в детстве и юношестве. Так что настоящие люди не меняются никогда. Меняются хамелеоны и приспособленцы. Им надо подстраиваться под среду обитания. Человек, в отличие от скота, меняет среду под себя. Таким и был Слава.

Однажды при подготовке Славиной встречи с президентом Д.А.Медведевым я рекомендовал ему рассказать Президенту такую шутку. Вопрос: «Построит ли Кириенко АЭС в Иране к 2010 году?». Ответ: «Конечно, построит, ведь там идёт только 17.. какой то год». Слава плотно вошёл в проблематику современной энергетики, от которой зависит выживание человечества в двадцать первом веке, и очень мне помогал. В подвале дома на ул. Бурденко часто собиралось, как он говорил, параллельное правительство. Там было много интересных и значимых в нашем обществе людей. К нему тянулись многие. Количество его контактов и работоспособность просто поразительны. Правительство под его руководством действительно могло бы сделать для нашей Родины очень много.

Он познакомил меня с массой интересных и полезных для моего дела людей и принял самое живое участие в моей борьбе с прохвостами в моей профессии. Помогал, чем мог. Мы написали с ним несколько острых совместных статей. Среди них: «Коэффициент Ку-Ку» о внедряемом либералами индексе интеллекта IQ, статьи о кризисе и «Является ли философия наукой?» по поводу статьи Ф.Гиренка в газете «Завтра». Я ввёл его в свой круг общения. Например, познакомил его с академиком Д.С.Львовым, с которым подружился после того, как он познакомился с моей книгой и позвонил мне. Мы несколько раз встречались втроём и обсуждали наиболее сложные вопросы современности, в частности, вопросы религии. Дмитрий Семёнович был глубоко религиозным человеком.

Во время учёбы в школе мы, естественно, вопросы религии не обсуждали никогда, хотя наши со Славой матери были религиозны. Но, когда мы встретились в 2006 году, неожиданно выяснилось, что мы, и он и я, пришли к Богу. Он в результате кропотливого изучения искусства и религии, а я ‒ анализа устройства нашего мира и поиска целей его развития. В процессе размышлений при написании моей книги мне удалось доказать теорему весьма общего свойства о том, что наше мироздание не могло быть создано без вмешательства Высшего Разума или, что то же, Бога-Творца. Поэтому у разумного человека нет альтернативы кроме веры в Господа Нашего. Отец Наш и Творец Всего смотрит на нас, оценивает и помогает истинно верующим в Него из будущего.

Последний раз мы виделись со Славой накануне его поездки в Псков на Бурденко. Он только что прошёл курс реабилитации в «Сеченовке» и уезжал на всё лето. Чувствовал себя хорошо. Договорились созваниваться в случае необходимости.

Незадолго до его смерти я открыл поисковую систему «Яндекс» и вдруг увидел там фотку, иссохший стебель в лучах заходящего Солнца. Эта картина вдруг вызвала в моих мыслях неожиданную эпитафию:

 

Иссякло тело, вознеслась душа,

Соединившись с Высшей Сутью мира,

А свет любви, блаженства и добра ‒

Последний вздох ушедшего Кумира.


   Вскоре я понял, с чем это было связано. Савву призвал Господь.


© Игорь Острецов, 2011







Социальные сервисы:


Адрес заметки: http://rustimes.com/blog/post_1312549885.html
07 августа 2011, 10:31
№ 1l
Жаль хорошие люди уходят, выражаю свои соболезнование Игорю Острецову, много хорошего было при социализме сам частично это время застал, тогда в науке еще не царствовал дух бакса и у ученных горели глаза энтузиазмом.К сожелению это время сберечь не смогли поскольку хорошие люди занимались наукой и строили экономику ,а торгаши лезли во власть и оказать им достойный отпор никто не сумел.Я думаю три причины погубили социализм Отвратительная работа госплана, разложение кпсс, и упадок настоящего патриотизма. Нам плавно вбили в головы ,что государственная собственность /народная/ это уже ничья собственность, а ничью собственность никто защищать не пойдет, вот ее и раздербанили. Теперь остается только с ностальгией вспоминать какие хорошие были пионерские лагеря, времена когда учились в школе и не было неравенства и духа бакса и его философии. Искренне жалко хороших людей,но жизнь идет.
Ролм
07 августа 2011, 13:57
Сначала реплика в адрес Ролма. Вы пишите: Отвратительная работа госплана, разложение кпсс, и упадок настоящего патриотизма.
На чем основаны Ваши выводы? Только без демагогии, пожалуйста и лучше вна форуме, чтобы тут не засорять ветку.

Теперь по статье.
Удивительные судьбы и, видимо, несмотря на условия, судьбе было угодно их сохранить. Что отличает настоящих людей от остальных - это их цельность и отсутствия страха быть честным, оставаться самим собой всегда. Я это заметила ещё в предыдущих цитируемых здесь статьях и видео.
В таких условиях, каких жили эти люди, многие опускаются и оправдывают своё малодушие именно условиями. А на самом деле всё в человеке -или он закалится во что-то стоящее, или выбракуется.
Их жизнь -другим наука.
11 августа 2011, 20:17
Про Госплан... Когда 1-й секретарь райкома рассказал о том, что для выбивания "фондов" для завода им пришлось сводить двух девочек из Госплана в ресторан с продолжением "в номерах", мы вроде как и не удивились, потому что что обществом уже было признано губительное понятие "блат", которое мы сейчас называем иностранным словом - коррупцией... Развалила СССР "номенклатура"... Каста непотопляемых "руководителей", так назывеамых своих... Безотвественность власти нас так ничему и не научила...
12 августа 2011, 00:53
Очень трогательная сердечная и искренняя статья. Высокие люди не любят тайн, им нечего скрывать, поэтому они не боятся быть честными и открытыми.
Вы принадлежите к золотому поколению создателей. Сейчас мы - поколение покупателей - проедаем созданное вами. Вы жили трудно, поэтому нас перебаловали, вас можно понять. А вот чем мы похвастаем, подводя итоги, - это вопрос.
Игорь Николаевич, спасибо, что вы есть. И весьма примечательно, что присутствуете на этом честном сайте. Высокий дух трудно загнать на пенсию выращивать розы и чахнуть от умственного безделья. Высокий дух живёт по принципу "душа обязана трудиться". Глядя на вас, мы учимся быть всё время в седле в боевой форме. Только так, "покой нам только снится". Таким неистовым труженником был и Савва - СЛАВА. Он буквально сжёг себя во имя Родины и дела, которому посвятил себя.
Искренняя благодарность вам и низкий поклон.
Юрий Матвеев

Адрес заметки: http://rustimes.com/blog/post_1312549885.html
Ваш комментарий к статье:
Правила комментирования:



cod

Ограничение на длину комментария 10Kb. Вы ввели: 0 символов, осталось: 10240



  1. Все поля формы обязательны для заполнения.
  2. При этом Ваш e-mail не публикуется.
  3. Сообщение должно вместиться в 10 килобайт.
  4. Содержание комментариев, оставленных на опубликованные материалы, является мнением лиц, их написавших, и не обязано совпадать с мнением Администратора, никоим образом не ответственного за выводы и умозаключения, могущие возникнуть при прочтении комментариев, а также любые версии их истолкования.
  5. Не будут опубликованы комментарии:
    1. нарушающие положения законодательства РФ.
    2. содержащие оскорбления любого вида
      (личного, религиозного, национального...);
    3. включающие неуместные теме поста ссылки, в том числе спамовые;
    4. содержащие рекламу любых товаров и услуг, иных ресурсов, СМИ или событий, не относящихся к контексту обсуждения статьи.
    5. не относящиеся к теме статьи или к контексту обсуждения.
  6. Факт оформления Вами комментария является безоговорочным принятием этих условий.

Все заметки категории «Любопытно»