Грамоте он учился у Дионисия, о котором упоминает в своих «Соперниках», а гимнастикой занимался у борца Аристона из Аргоса – от него он и получил имя Платон («Широкий») за своё крепкое сложение, а прежде звался Аристоклом, по имени деда (так пишет Александр в «Преемствах»). Впрочем, некоторые полагают, что он так прозван за широту своего слога, а Неанф – что за широкий лоб. Иные говорят, будто он даже выступал борцом на Истме (так пишет Дикеарх в I книге «Жизнеописаний»), занимался живописью и сочинял стихи – сперва дифирамбы, а потом лирику и трагедии. Но говорят, голос у него был слабый (так пишет и Тимофей Афинский в «Жизнеописаниях»).

Рассказывают, что Сократу однажды приснился сон, будто он держал на коленях лебедёнка, а тот вдруг покрылся перьями и взлетел с дивным криком: а на следующий день он встретил Платона и сказал, что это и есть его лебедь. Сперва Платон занимался философией (1) (так пишет Александр в «Преемствах»), следуя Гераклиту; но потом, готовясь выступить с трагедией на состязаниях, он услышал перед Дионисовым театром беседу Сократа и сжёг свои стихи с такими словами: «Бог огня, поспеши: ты надобен нынче Платону!»

И с тех пор (а было ему двадцать лет) стал он неизменным слушателем Сократа; после кончины Сократа примкнул к Кратилу, последователю Гераклита, и Гермогену, последователю Парменида; потом в двадцать восемь лет (по словам Гермодора), вместе некоторыми другими сократиками перебрался в Мегары к Евклиду; потом поехал в Кирену к математику Феодору; оттуда – в Италию, пифагорейцам Филолаю и Евриту; оттуда – в Египет к вещателям (говорят, туда его сопровождал Еврипид) (2); там он заболел, и жрецы исцелили его морской водой, на что он и сказал: «Вода смывает всё людское зло», – и повторил за Гомером, что «все египтяне – врачи». Собирался Платон посетить и магов, но не сделал это из-за азиатских войн.

В Сицилию он плавал трижды. В первый раз – затем, чтобы посмотреть на остров и на вулканы; тиран Дионисий, сын Гермократа, заставил его жить при себе, но Платон его оскорбил своими рассуждениями о тиранической власти, сказав, что не всё то к лучшему, что на пользу лишь тирану, если тиран не отличается добродетелью. «Ты болтаешь, как старик», – в гневе сказал ему Дионисий; «А ты как тиран», – ответил Платон. Разгневанный тиран хотел поначалу его казнить, но Дион и Аристомен отговорили его, и он выдол Платона спартанцу Поллиду, как раз в это время прибывшему с посольством, чтобы тот продал философа в рабство.

Поллид увёз его на Эгину и вывел на распродажу. Хармандр, сын Хармандрида, тотчас обвинил его в смертном преступлении против эгинского закона, по которому первый афиняни, ступивший на их остров, подлежит казни без суда (3). (Закон этот был внесён самим Хармандром, как сообщает Фаворин  «Разнообразном повествовании».) Но когда кто-то сказа, хоть и в шутку, что этот ступивший – философ, суд его оправдал. А другие передают, что его доставили под стражей в народное собрание, но он не произнёс ни слова, готовый принять всё, что его ждёт; и тогда было постановлено не казнить его, а продать в рабство как военнопленного. Выкупил его за двадцать мин (по иным сведениям, за тридцать) случайно оказавшийся там Анникерид Киренский и препроводил в Афины к его друзьям. Те немедленно выслали Аннекириду деньги, но он их отверг, заявив, что не одни друзья вправе заботиться о Платоне. Впрочем, некоторые говорят, будто деньги выслал Дион; но Анникерид не взял их себе, а купил на них Платону садик в Академии. А о Поллиде говорят, будто он потерпел поражение от Хабрия и потом утонул при Гелике (4) – так божество отомстило за философа (об этом пишет и Фаворин в I книге «Записок»). Дионисий на этом не успокоился: узнав, что случилось, он послал к Платону с просьбой не говорить о нём дурного; но Платон ответил, что ему недосуг даже помнить о Дионисии.

Говорят, Платон увидел одного человека за игрой в кости и стал его корить. «Это же мелочь», – ответил тот. «Но привычка не мелочь», – возразил Платон.

На вопрос, будут ли писать о нём в записках, как о его предшественниках, он отвечал: «Было бы доброе имя, а записок найдётся довольно».

Однажды, когда к нему вошёл Ксенократ, Платон попросил его выпороть раба: сам он не мог это сделать, потому что был в гневе. А какому-то из рабов он и сам сказал: «Не будь я в гневе, право, я бы тебя выпорол!» Сев на коня, он тотчас поспешил сойти, чтобы не поддаться (так сказал он) всаднической гордыне. Пьяным он советовал смотреться в зеркало, чтобы отвратиться от своего безобразия. Допьяна, говорил он, нигде не следует пить, кроме как на празднествах бога – подателя вина. Сон без меры тоже ему претил. Недаром он пишет в «Законах»: «Ни на что не годен спящий». «Слаще всего, – говорил он, – слышать истину». (А другие передают: «говорить истину».) Об истине пишет он и в «Законах»: «О чужеземец, истина прекрасна и незыблема, однако думается, что внушить её нелегко».

Желанием его было оставить по себе память в друзьях или книгах. Сам же он по большей части сторонился людей, как о том сообщают некоторые.

Скончался он, как мы уже описывали, на тринадцатом году царствования Филиппа (как пишет Фаворин в III книге «Записок») и был удостоен от царя почётом (как пишет Феопомп). Впрочем, Мирониан в «Сравнениях» говорит, что у Филона упоминаются пословицы о Платоновых вшах, словно он умер от вшей. Погребён он в Академии, где провёл большую часть жизни в занятиях философией, отчего и школа его получила название академической.

Примечания

 1. В Академии, затем в саду близ Колона. Очевидная интерполяция (хотя и не отмеченная Лонгом): юношеские занятия Платона отнесены к месту его будущей славы.

2. Еврипид умер ещё в 406 г. до н.э., и всё предание о поездке Платона в Кирену и Египет представляется позднейшей легендой.

3. Эгина в это время участвовала в Коринфской войне на стороне, враждебной Афинам.

4. В 372 г. до н.э., когда спартанские корабли погибли при волнении моря после землетрясения у берегов Ахайи.

Диоген Лаэртский

(«О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов»)

(Перевод и примечания М.Гаспарова)

Платон говорил: «…Истина прекрасна и незыблема, однако думается, что внушить её нелегко». И он прав.

Отдавая другому самую драгоценную и неоспоримую истину, ты не достигнешь никаких положительных результатов, если друг твой не готов к её восприятию. А профанировать свою святыню ты всегда рискуешь. И не потому, что человек, которому ты её открыл, зол или бесчестен. Но только потому, что он ещё не готов.

Думать, что ты можешь кого-либо поднять к более высокому миросозерцанию, если приобщишь его к своей истине, раскрывшейся тебе благодаря твоему труду и любви, составляет такое же заблуждение, как пытаться объяснить немузыкальному человеку прелесть песни.

«Ни на что не годен спящий». И только пробуждённый дух следует закону – «Душа обязана трудиться».

Материал подготовил Юрий Ларичев