Не люблю сочинять гипотезы и досужие вымыслы. То, о чём собираюсь написать, не является конспирологическими исследованиями, а всего лишь моей реконструкцией, основанной на логике. Поэтому моя писанина ценности не представляет. Кому не интересно, можете не читать.

Исхожу из того, что о предмете разговора информация отсутствует. Достоверных документов нет. Но начинать с нуля нам не впервой.

 

Разочарованный взгляд

 

Всё больше публикаций с вопросом «Что происходит, куда нас ведут?» Всё больше панических настроений, связанных с экологией, с глобализацией и тотальным контролем, с мировой «закулисой» и новым мировым порядком, с проблемой 2012 и т.д. Паутина всемирной сети опутала жителя планеты, закормила его мусорной информацией, чтобы он вконец растерялся. И если ты так много всего знаешь, почему же ты ничего не понимаешь? И, может, ты поседел не от мудрости, а от пудры для мозгов?

 

Концепция

 

Куда мы идём? Какова цель мирового прогресса? Есть ли идея? Все твои рассуждения, так или иначе, сводятся к понятию «концепция». Есть ли она? Кто её разрабатывает? Кто её проводит в жизнь?

И тут вполне закономерно в России появилась анонимная группа умных аналитиков под вывеской КОБ (Концепция Общественной Безопасности), которая ввела в обиход понятия «концептуальное управление» и «концептуальная власть». Ввела и понятие «Предиктор» ‒ анонимное лицо, обладающее высшей концептуальной властью на планете. Великий Архитектор, замысел которого лежит в основе всего, что происходит на Земле.

 

 

Концептуальная власть Предиктора оторвана от иерархической пирамиды власти. Она выше власти денег и политической. Она как бы не от мира сего.

Существует ли Предиктор (реальный человек или группа), гадать нет смысла, потому что мы никогда о нём не узнаем и не познакомимся. Но события, происходящие вокруг нас, наводят на мысль, что концептуальная власть не размыта, а сконцентрирована.

Согласись, мой уважаемый читатель, любой из нас захотел бы подискутировать с Предиктором и задать ему вопрос: «Что же ты творишь, дорогой?» Но увы. Наше с вами мнение никого не интересует. Объект управления не имеет права на мнение. Мы можем лишь сделать попытку понять происходящее, чтобы спланировать свою жизнь. А подсказок разбросано много.

 

Ширма

 

Любой из нас подозревает, что ближе всех к Предиктору находятся масоны. О них написано и снято фильмов много, они сами о себе много рассказывают и демонстрируют обряды посвящения. Разных орденов наплодили много. Но это всё ширма, завеса дезинформации для любопытных. Ни одного настоящего масона вы никогда не узнаете. Ни одна самая крутая спецслужба по многовековому опыту закрытости рядом не стоит.

Что нам демонстрируют? Посмотрите на фото.

 

 

 

 

 

 

В масоны принимают президентов, министров, олигархов и т.д. Мой читатель, надеюсь, понимает, что все эти красивые игры для богатых взрослых дядюшек никакого отношения к истинному масонству не имеют. Если их и называют масонами, то имеют в виду самый низкий легальный уровень исполнителей чужой воли. Уровень лохов, которых за их же деньги используют втёмную.

И таких масонских ширм в каждой стране полно. Как видите, церковь является масонской организацией. Закрытость, таинственность Ватикана не имеет ничего общего с декларируемой открытостью, доступностью, верой в гуманизм и общечеловеческую любовь.

 

Швейцария

 

Архитектором всё тщательно планируется. И если уж решил к 1307 году руками Филиппа Красивого  разгромить орден тамплиеров, то загодя (за 16 лет) в 1291 году были заложены основы государства Швейцария. И если байки врут, что деньги были вывезены кораблями за океан, ищите их в обратном направлении. Ну, а для людей понимающих оставлены знаки: посмотрите на герб Швейцарии и всё поймёте.

Всемирная организация «Красный крест» создана в 1864 году швейцарцем Жаном Анри Дюнаном, которого историк масонства Р.Денслоу считает масоном.

Гвардия Ватикана традиционно состоит только из швейцарцев. Самая крепкая валюта в мире – швейцарский франк. В Европе могут идти мировые войны, но ни один завоеватель не посмеет тронуть Швейцарию. Наполеон попробовал в 1798 году. Однако через 5 лет вернул Швейцарии независимость. Впрочем, чужие войска (австрийские и русские) через Швейцарию проходили.

Полезных ископаемых в Швейцарии, как и в соседних привилегированных микроскопических княжествах, нет. Но живут богато.

Вот почему аналитики из КОБ полагают, что Предиктор находится в Швейцарии.

 

Ордена

 

В каждой стране есть ордена, которыми награждают. А есть ордена, куда входят. Например, недавно женившийся князь Монако Альбер II имеет мальтийский орден. Он не награждён, а приобщён к сонму избранных. Впрочем, он ещё и кавалер Иерусалимского ордена Святого Гроба и т.д. Учился в массачусетском элитарном «Амхерст колледже». Кстати, этот же колледж закончил автор нашумевшей книги «Код да Винчи» Дэн Браун. Так что мотайте на ус: ничего ниоткуда просто так не берётся.

Средневековые рыцарские ордена строились по масонскому принципу. Магистр рыцарского ордена – это не магистрёнок по классификации нынешней болонской системы образования. Хаживали рыцари крестоносцы с мечом и на Русь. Да только Александр Невский в 1242 году замочил их в холодной апрельской воде Чудского озера.

 

Франция

 

Любопытная страна. Архетипический символ Франции – Дева – существовал у кельтов с древнейших времён. Издревле народ верил и надеялся на некую спасительницу Деву. На волне этих ожиданий возник феномен Жанны д'Арк (ок. 1412 – 1431). Э.Джилберт пишет, что главные французские храмы расположены так, чтобы являться зеркальным отражением  созвездия Девы. Как вверху, так и внизу – хорошая иллюстрация к «Изумрудной скрижали» Гермеса. Спике – самой яркой звезде созвездия, сердцу Девы – соответствует Реймский собор (1211 – 1311). Поэтому в этом захолустье, а не в Париже, короновались французские короли вплоть до 1825 года. Как видите, общий замысел присутствует.

У ряда исследователей имеется вполне аргументированное мнение, что евангельские события происходили не в Галилее, а в Галлии. Духовенство и масоны якобы в эту тайну посвящены. Самую смешную нестыковку и ты, мой читатель, наверняка заметил: откуда у иудеев могло взяться стадо «некошерных» свиней, в которое Иисус «переселил» бесов?

Впрочем, существует также версия, что евангельские события происходили на берегах Босфора. Обилие подобных гипотез, как и «странное совпадение» биографий исторических личностей разных времён, только запутывает, если не понимать фрактальную природу синхроничности в паутине замысла Предиктора. Историческая ткань плетётся красиво и с юмором. И у каждой нитки концы надёжно спрятаны. А это значит, что любая историческая версия выглядит вполне правдоподобной. За исключением редких подлинных документов, вся история – это сплетение мифов. В угоду конъюнктуре мифологизация истории и сейчас происходит. Прямо на глазах очевидцев.

Сам термин «масон» (maçon – каменщик) – французский. Складывается обманчивое впечатление, что сидел в своё время Предиктор во Франции и придумывал концепцию и структуру для её выполнения. Но если не полагаться на экзотику «новой хронологии» Фоменко, концепция Предиктора была задумана гораздо раньше.

Попытаемся реконструировать замысел Предиктора.

Достоверной информации у нас нет. Есть символика, термины, мифы и много дезинформации. В качестве начальной аксиомы исходим из допущения, что Предиктор обладает герметическим Знанием, которым делиться с кем-либо не намерен.

 

Замысел

 

Итак, начнём с Начала.

Сокровенная «царская наука» в свёрнутом виде изложена в 22-х арканах. Материальную земную жизнь описывает вторая десятка арканов. Эта десятка и является философской основой Предиктора. Причём, каждый аркан представляет собой сложную многозначную философскую доктрину. Если владеть Знанием, этих десяти принципов (архетипов) достаточно для управления всей земной действительностью. Собственно говоря, это и есть фундаментальная основа концептуального управления и концептуальной власти. Это и есть концепция. Причём, владеющий этой концепцией, выражаясь словами А.Пушкина, «с волей небесною дружен», поскольку это знание – не человеков, но богов.

 

 

Русский язык – язык богов. Поэтому мы, читая последовательность арканов, выделяем два ключевых слова: «камень» и «печера» (или «Пётр Симон).

Предиктор, видимо, решил, что для управления на Земле необходимо создать два управленческих клана: управленческий клан под названием Камень и идеологический клан под именем Печера или Пётр.

Почему так? Потому что арканы 17, 18, 19 и 20 посвящены духовному преображению и переходу человека в мир иной. Этим занимается созданная для людей религия: католический Ватикан с центром в соборе святого Петра и православная Церковь с центром в Киево-печерской лавре. Так было задумано.

Арканы 11, 12, 13, 14, 15 (слово камень) посвящены становлению человека и его сознания на Земле, его деятельности, росту, жертвенности и посвящения в тайны бытия. Поэтому управленцы, исполнители воли Предиктора были названы вольными каменщиками или масонами.

Понятно, что знающий язык рун, потенциально мог расшифровать замысел. Поэтому была объявлена война язычникам, то есть тем, кто является носителем языка богов. Ты, мой уважаемый читатель, понимаешь, что язычником может называться только славянин, потому что сакральное ведение наших волхвов хранится в нашем родном языке. Только мы обладаем особо устроенным и наполненным подсознанием. И только у нас сакральная азбука арканов. Собственно говоря, поэтому мы и называемся славянами (словянами).

Для непосвящённых была придумана байка про архитектора Хирама-Авия и строителях храма Соломона. Для русского уха слова «хирам» и «храм» созвучны. И когда современные сионисты декларируют цель – воссоздать Храм, ты не должен понимать это буквально. Ибо речь идёт о воссоздании Хирама – архитектора мирового порядка. Хочешь что-нибудь понять, ничего не воспринимай буквально.

Масоны во время обрядов носят фартук в виде матери-буквы М. В слове «камень» она центральная.

Для простого люда, прежде всего для язычников славян, была придумана новая религия. Поэтому и имя главного персонажа Крестос (Христос) понятно славянам. А слово «камень» понятно египтянам (по-египетски ка-мутф). По-видимому, первым масоном должен был быть Пётр Симон. Именно его Христос называл камнем. Камень во главе угла. Камень, отвергнутый строителями. Отцом же Христа был плотник, строитель т.е. – тектор. Добавьте приставку архи, получите архитектора – автора мифа.

На расшифровке слова «камень» написан Апокалипсис Иоанна Богослова со всеми таинственными печатями, проклятьями, всадниками и прочими ужасами. Можете считать это зашифрованным программным документом масонства. Толпы «посвящённых» в масоны лохов этого не понимают. Им и не нужно, за них думает Предиктор.

Предиктор ничего не собирается объяснять дуракам. Но для умных он разбросал по всему миру загадочную символику, полную намёков. Владеющему рунным знанием богов разгадать таинственные намёки доступно. Всё тайное становится явным.

 

***

 

На этом, пожалуй, краткий обзор закончу. Для того, чтобы оставить тебе поле для размышления. До остального додумаешься сам. И тогда поймёшь, почему сакральное Знание позволяет выработать концепцию управления и грамотную политтехнологию. Двадцать четыре старца тебе помогут.

© Юрий Ларичев, 2011

 

 

 

 

Наступил мрачный юбилей – четверть века со дня Чернобыльской катастрофы. О ней сказано много. Многие политики, журналисты и писатели сделали на ней карьеру. Но лучше слушать профессионалов. Предлагаем статью, любезно предоставленную читателям нашего сайта руководителем работ Министерства энергетического машиностроения СССР на Чернобыльской АЭС доктором технических наук, профессором Острецовым Игорем Николаевичем.

Часть 1

История Чернобыльской катастрофы

Развитие атомной техники в СССР, так же как и в США, проходило в условиях предельной секретности под контролем НКВД и лично Л.П.Берия прежде всего для военных целей. Организационные принципы управления этими процессами были, как теперь принято их называть, командно-административными. Для общественной критики места, естественно, не было, возможности свободного обсуждения и критики внутри научной и технической общественности были весьма ограничены. Хотя и существовали научные советы и межведомственные комиссии для обсуждения атомных проектов. Решающее значение всегда имело мнение высшего начальства, например, мнение министра среднего машиностроения (МСМ) Е.П.Славского, научного руководителя атомной проблемы И.В.Курчатова и пользующихся их поддержкой главных конструкторов, т.е. в атомной технике было положение предельной монополизации «непорочных» авторитетов.

Следует отметить, что органы, призванные контролировать проектирование, строительство и эксплуатацию АЭС с точки зрения безопасности до 1984 г., Госатомнадзор (ГАН), Государственный комитет по использованию атомной энергии (ГКАЭ), были составной частью министерства среднего машиностроения, т.е. разработчик АЭС и контролёр были в одном ведомстве. Не случайно нормативные документы, изданные в 1984 г. (ОПБ-8, ПБЯ-ЭИ) по безопасности АЭС, были явно «отредактированы» в пользу РБМК (реактор чернобыльского типа) в части необязательности защитной оболочки над реакторным отделением АЭС и необязательности наличия систем воздействия на реактивность, основанных на различных принципах действия. Лишь в 1984 г., за два года до Чернобыльской катастрофы, был создан формально независимый государственный комитет по контролю за безопасностью атомных электростанций «Госатомэнергонадзор», руководство которого почти полностью состояло из бывших работников МСМ. Подлинно независимого государственного контрольного органа за атомной промышленностью в СССР и России, повидимому, никогда не было и нет до сих пор.

Недостатки такой организации в советское время в значительной степени компенсировались высоким научными и моральными качествами И.В.Курчатова. После его смерти возглавивший ИАЭ им. И.В.Курчатова академик А.П.Александров, не обладал в какой-либо степени подобными качествами и был покорной пешкой в руках властного министра Е.П.Славского. Хотя А.П.Александров имел статус научного руководителя РБМК, настоящим отцом этого реактора является Е.П.Славский.

Особенностью советской системы управления являлось то, что министры, также как и их заместители, являлись техническими специалистами, сделавшими карьеру в своей отрасли, а не политическими деятелями, как это имеет место в настоящее время. Поэтому зачастую в отсутствие реального конкурентного обсуждения различных научно-технических идей руководитель отдаёт предпочтение своим личным техническим пристрастиям. Поэтому нижестоящие работники зачастую должны пристраиваться под их «вкусы».

Характерным примером подобного «пристрастия» является поддержка лично Е.П.Слав-ским работ по реакторам, охлаждаемым четырёхокисью азота, сильно коррозионно-активным и весьма ядовитым веществом. Эти разработки, проводившиеся в институте ядерной энергетики (ИЯЭ) АН Белорусской ССР под руководством Нестеренко с 1961 по 1986 г.г., были нелепостью, очевидной для всей научно-технической общественности СССР. Попытки обратить внимание руководства страны на эту нелепую бесперспективную работу ни к чему не приводили и, в конце концов, специалисты перестали вообще реагировать на фигуру Нестеренко. Как только Е.П.Славский был снят с должности министра после скандала на переговорах с Рейганом в Рейкьявике, это направление было закрыто по инициативе самого коллектива белорусского ядерного центра.

Идея создания РБМК возникла в 1958 г. в группе учёных института атомной энергии (ИАЭ), возглавляемых С.М.Фейнбергом после 2-ой Женевской конференции по мирному использованию атомной энергии, в ряде докладов которой обсуждались технические возможности создания реактора двухцелевого назначения: производства электроэнергии и плутония для атомных бомб. Женевская конференция в конце 50-х и шестидесятых годах пользовалась большим международным авторитетом, так как там собирался цвет мировой науки.

Идея РБМК, по существу, состояла в том, чтобы использовать циркониевые трубы высокого давления в канальном реакторе для производства плутония. Внутри труб располагались сборки стержневых тепловыделяющих элементов (твэл) из двуокиси урана в циркониевой оболочке. По оценкам группы учёных ИАЭ во главе с Фейнбергом такая конструкция твэлов позволяла иметь низкое обогащение урана, что необходимо для производства бомбового плутония. Важным преимуществом РБМК считался тот фактор, что он не требовал корпуса реактора, рассчитанного на высокое давление и парогенератора. Эти элементы реакторной установки имеют большие габариты и вес, к чему советское машиностроение в то время было не готово. «Атоммаша» в СССР в то время ещё не было. А все ведущие атомные державы в мире приступили уже к форсированному созданию заводов класса «Атомммаш». В СССР строительство «Атоммаша» в результате появления идеи РБМК началось с опозданием на 10 лет. Причём предполагавшаяся ранее площадка была отдана под строительство завода КАМАЗ, а «Атоммашу» досталась злополучная площадка в г. Волгодонск Ростовской области. Впоследствии оказалось, что эта площадка крайне неудачна с точки зрения грунтов, что привело к необходимости огромных затрат для укрепления оснований завода в конце 80-х годов незадолго до полной его остановки и ликвидации в результате постперестроечных мероприятий по приватизации завода.

Эскизный проект реакторной установки РБМК электрической мощностью 1000 мВт был выполнен в 1963 г., а технический проект в 1968 г. Техпроект реакторной установки с прочным корпусов и оболочкой над всем реакторным отделением (ВВЭР) типа зарубежных PWR был задержан и выполнен с большим опозданием.

Продвижение проекта РБМК шло очень энергично благодаря мощной поддержке лично Е.П.Славского и всего аппарата Минсредмаша.

Следует отметить, что когда обеспечивались условия независимости, советские учёные и инженеры давали вполне должную оценку РБМК. Так при передаче техпроекта оборудования РБМК в министерство энергетики специалисты института «Теплоэлектропроект», выполнявшие проект на строительство АЭС, при проведении экспертизы проекта решительно отказались делать техпроект АЭС с РБМК прежде всего по причине невозможности обеспечить безопасность АЭС с таким реактором, а также по экономическим соображениям. Е.П.Славский не смог преодолеть сопротивление независимых от него учёных и собственным приказом поручил выполнение проекта на строительство АЭС с РБМК проектной организации своего министерства, а затем поручил и строительство первого блока Ленинградской АЭС своей же строительной организации в обход сложившейся в СССР кооперации. Так что АЭС с РБМК это чистое детище Минсредмаша от а до я.

Таким образом, Е.П.Славский буквально навязал народам СССР такого монстра как РБМК вопреки мнению независимых от него экспертов. В «Литературной газете» от 17 мая 1989 г. № 20 эксперт патентного ведомства СССР рассказывал, как специалисты ведомства самого Е.П. Славского дали отрицательное заключение на РБМК по новизне и полезности по заявке на изобретение А.П.Александрова, С.П.Фейнберга и др. Это оказалось возможным благодаря анонимности экспертов, в том числе и сотрудников института, который возглавлял Главный Конструктор РБМК акад. Н.А.Доллежаль, ближайший соратник А.П.Александрова и Е.П.Славского.

Таким образом, при обеспечении анонимности или независимости советские специалисты давали такое же отрицательное заключение на РБМК, как английские и американские специалисты, на которых ссылается патентный эксперт В.Бобров в публикации «Литературной газеты».

Возникает вопрос, почему Е.П.Славский, А.П.Александров и некоторые специалисты из ИАЭ им. И.В.Курчатова так активно продвигали РБМК? Какие психологические или корыстные цели они преследовали? Мне представляется, что основной причиной были психологические факторы. Эти люди выросли как специалисты и сделали бюрократическую карьеру на создании реакторов уран-графитового типа для производства плутония для атомных бомб. Эти разработки принесли им правительственные награды и премии. В эксплуатации такие реакторы показали себя вполне надёжными. На них были, конечно, и аварии, но они имели локальный характер. Это связано с тем, что такие реакторы имели малую мощность, очень малую глубину выгорания урана, для обеспечения необходимого качества плутония и, следовательно, в активной зоне содержалось незначительное количество осколков деления (в 1000 раз меньше, чем в РБМК). Охлаждались такие реакторы водой без давления. Внешне конструкция РБМК была вполне идентична реакторам для производства плутония, что и создавало иллюзию их надёжности. Несомненно, Е.П.Славскому и А.П.Александрову казалось, что РБМК будут такими же надёжными, как и плутониевые реакторы, и принесут им очередные правительственные награды и премии. И, конечно, принесли. А.П.Александров, Н.А.Доллежаль и И.Я.Емельянов (заместитель Доллежаля) стали лауреатами Ленинской Премии за создание РБМК.

За внешней схожестью конструкций этих реакторов между ними имелись принципиальные отличия: охлаждение активной зоны РБМК кипящей водой высокого давления, наличие почти 1500 кг. осколков деления в активной зоне, большие размеры реактора. Проектом не была предсказана сильная нейтронно-физическая неустойчивость распределения мощности в активной зоне и наличие сильной положительной обратной связи мощности реактора от плотности теплоносителя (так называемый первый эффект реактивности), хотя данные, приведённые в книге А.П.Александрова, Н.А.Доллежаля и И.Я.Емельянова «Реакторы большой мощности канальные (РБМК)» вполне дают основание для его предсказания. Но эта книга пронизана энтузиазмом, некритическим отношением даже к полученным в проекте характеристикам, в чём может убедиться каждый, взяв эту книгу в рядовой технической библиотеке.

Таким образом, сторонники РБМК сделали незаметный для них переход от действительно малоопасного плутониевого реактора к такому опасному монстру как РБМК.

Справедливости ради следует признать, что некоторые аргументы сторонников РБМК звучали вполне весомо. Действительно, РБМК благодаря большой массе графита сравнительно легко переносит нарушения охлаждения, в том числе и обрывы трубопроводов. На реакторах Белоярской АЭС, которые можно рассматривать в качестве промышленного прототипа РБМК, имели место многократные расплавления отдельных каналов, которые сравнительно легко удавалось локализовать. Сторонники РБМК считали, что это свойство канальных реакторов «является радикальным решением безопасности (см., например, Петросянц «Атомная энергетика в СССР», Атомиздат, 1975 г.) и что в качестве предельной реальной аварии может быть расплавление одного или нескольких каналов, что согласно имеющемуся опыту вполне приемлемо. Действительно, на АЭС с РБМК неоднократно имели место расплавления отдельных каналов с выходом активности за пределы АЭС, в том числе на 2-ом блоке Чернобыльской АЭС в 1984 г. Руководству Минсредмаша удавалось скрывать эти аварии от общественности. По-видимому, возможность «локализации» таких относительно небольших инцидентов только укрепляло уверенность сторонников РБМК в своей правоте. В связи с этим в РБМК не предусматривалась защитная оболочка, рассчитанная на избыточное давление. Эйфория от успешного внедрения РБМК в атомную энергетику СССР, расположение высшего начальства и положение вне критики привели к тому, что в конструкции реактора были сделаны вообще грубые ошибки, которые не допускались даже несовершенными регламентирующими документами по безопасности и за которые строго спрашивали даже в Минсредмаше. Таковыми грубейшими нарушениями была конструкция стержней, регулирующих мощность реактора. Эти стержни были снабжены вытеснителями воды, которые давали положительный вклад в реактивность при малом количестве стержней в активной зоне реактора, т.е. согласно автомобильной терминологии тормоз в начальный момент включения играл роль «газа». Разработчики РБМК легковесно защитились от этого эффекта специальным регламентом работы с регулирующими стержнями. Так как этот эффект стержней мог давать положительную реактивность порядка 1%, то нарушение регламента в этой части могло приводить к неуправляемому разгону реактора на так называемы мгновенных нейтронах, т.е. превращать реактор в атомную бомбу.

В 1976 г. на 1-м блоке Ленинградской АЭС произошла крупная авария с расплавлением нескольких каналов в связи с тем, что оператор не справился с регулированием мощности в отдельных каналах в условиях типичной для РБМК нейтронно-физической неустойчивости распределения мощности по объёму активной зоны. От общественности большой выброс активности (порядка 1% от выброса на Чернобыльской АЭС) был скрыт, но была создана правительственная комиссия по расследованию причин аварии. Комиссия установила, что причина аварии обусловлена конструктивными недостатками РБМК и утвердила план мероприятий по устранению этих недостатков, который был разработан главным конструктором к 1980 г., но не был внедрён на АЭС с РБМК по вине руководителей Минсредмаша. Весьма характерно то, что перечень мероприятий почти полностью воспроизводит перечень мероприятий повышения надёжности АЭС с РБМК после Чернобыльской катастрофы. Именно поэтому суд, проходивший в Чернобыле, вынес частное определение в адрес Минсредмаша и главного конструктора, признав виновными трёх сотрудников Чернобыльской АЭС только с точки зрения неготовности к аварии. Главные виновники Чернобыльской катастрофы – Е.П.Славский, А.П.Александров, И.Я.Емельянов и Н.А.Доллежаль ловко ушли от ответственности, свалив всю вину на «стрелочников», якобы нарушивших до 20 пунктов регламента. В действительности персонал ЧАЭС осуществлял испытание штатной системы, которая использует выбег турбогенераторов для увеличения расхода насосов в режиме обесточивания станции. Эта система внедрена на многих блоках РБМК и АЭС с реакторами водоводяного типа (ВВЭР-440) в качестве штатной системы, предусмотренной проектом. Указанная система не была испытана и сдана в эксплуатацию при пусковых испытаниях 4-го блока ЧАЭС из-за обычной предпусковой спешки. Причём научный руководитель А.П Александров и главный конструктор Н.А.Доллежаль подписали ввод блока в эксплуатацию с этими и многими другими недоделками. Персонал 4-го блока ЧАЭС в ночь с 25 на 26 апреля 1986 г., наверняка, выполнял соцобязательство к 1 мая в части выполнения предпусковых недоделок, не подозревая, что блок, находившийся в глубокой «йодной яме», имеет во много раз более опасные характеристики, чем не работавший блок, где аналогичные испытания не представляли опасности.

Однако ошибки персонала не могут быть причиной столь тяжёлых последствий для страны. Согласно нормативным документам по безопасности АЭС реакторы АЭС должны быть снабжены устройствами локализации любых возможных последствий аварии, включая ошибки персонала. Наиболее распространённым и эффективным локализующим устройством является защитная оболочка из предварительно напряжённого железобетона. Для реакторов РБМК не предусмотрено защитной оболочки. Поэтому ссылки на ошибки персонала являются типичными поисками «стрелочников». Известно, что авария на АЭС «Тримайлайлэнд» в США в 1979 г. произошла именно из-за грубейших ошибок персонала. Однако благодаря наличию защитной оболочки выход активности в окружающую среду оказался в пределах санитарных норм, т.е. концепция «защитной оболочки» полностью себя оправдала. Наши же реакторы Чернобыльского типа до сих пор «испытывают судьбу», работая без оболочек. Такие реакторы расположены вблизи Санкт-Петербурга, Курска, Смоленска и Вильнюса. К тому же на некоторых из них закончился ресурс работы, другие приближаются к этой черте. А ведь в каждом реакторе содержится 192 т. урана, 2000 кг. радиоактивных осколков деления урана и около 500 кг. плутония, что по активности эквивалентно примерно 1000 бомб, сброшенных на Хиросиму.

Сразу после взрыва Чернобыльского реактора после разрушения оболочек тепловыделяющих элементов из реактора в окружающую среду вышли радиоактивные газовые осколки деления криптон-85, ксенон-131 и 132 суммарной активностью 1,7х108 кюри, йод-131 и 132 суммарной активностью 1,8х108 кюри, стронций 89 и 90 - 1,2х108 кюри, цезий-136 и 137 - 3,4х106 кюри. Кроме того, с графитом вышли до 20 кюри на тонну графита трития и 0,2 кюри углерода-14.

Чернобыльская катастрофа фактически лишила профессиональной перспективы учёных и инженеров СССР и России на многие годы. Сейчас есть возможность такой организации работы в области атомной энергетики, которая обеспечила бы безопасность АЭС на мировом уровне. Эти возможности обусловлены тем, что окончательное решение о строительстве АЭС принимают местные власти под сильным воздействием хорошо организованной общественности. Это может создать реальные предпосылки для действия независимой от государства экспертизы для лицензирования проектов АЭС.

Часть 2

Эти дни мне не забыть никогда

История моей работы в атомной промышленности и взаимодействия с Минатомом является в достаточной степени необычной и в то же время весьма показательной, поскольку в советское время Минатом был той организацией, которая бесцеремонно вторгалась в жизнь практически каждого человека, хотел он этого или нет. Вершиной этого явилось вторжение «мирного атома» в каждый дом советского человека в виде «Чернобыля». Минатом поглощал грандиозные ресурсы, заработанные всем народом. К сожалению, зачастую эти ресурсы тратились непродуктивно и очень часто на весьма сомнительные цели. Примером может служить реализованная Минатомом стратегия развития атомной промышленности, закончившаяся Чернобылем. Результаты деятельности Минатома весьма наглядно демонстрируют то обстоятельство, что любые крупные проекты в государстве должны всегда находиться под пристальным контролем самых различных общественных кругов, какие бы благовидные предлоги против этого не выдвигались. Чернобыль был далеко не единственным примером «позитивного» влияния Минатома на ситуацию не только у нас в стране, но и во всём мире. Поэтому я расскажу о своём опыте работы с этой структурой не только в рамках Чернобыля, но и на других примерах.

Я закончил Московский физико-технический институт, затем его аспирантуру и начал работать в головном институте ракетной промышленности по проблемам двигательно-энергетических установок.

Шестидесятые годы были ознаменованы весьма оптимистическими прогнозами в области перспектив освоения планет Солнечной системы, в первую очередь, Луны и Марса.

Формально свою трудовую деятельность я начал в 1965 году с участия в экспертизе трёх проектов пилотируемого 3-годичного полёта на Марс. Во всех проектах предлагалось использовать электро-ядерные двигатели, поскольку применение химических двигателей было сопряжено с необходимостью создания на опорной орбите вблизи Земли сборки массой около 2000 тонн, что требовало примерно два года работы при использовании носителей класса Н-1 и двух стартов с периодом пуска раз в месяц. Всё это приводило к совершенно немыслимым затратам и очень низкой надёжности всего предприятия.

Насколько я помню, были представлены проекты ОКБ Сергея Павловича Королёва, лаборатории двигателей АН СССР, которой в то время руководил, кажется, Доменик Доменикович Севрук, и проект ОКБ «Южное» Михаила Кузьмича Янгеля. Проекты Янгеля и Севрука основывались на машинном преобразовании ядерной энергии в электрическую. По массогабаритным характеристикам лидировал проект ОКБ Королёва, поскольку он ориентировался на термоэмиссионное преобразование энергии.

Возможность реализации проектов на основе электро-ядерных двигателей при соответствующих затратах в общем сомнения не вызывало. В Советском Союзе были созданы все элементы, необходимые для реализации подобных проектов. Об установках с термоэлектрическим преобразованием ядерной энергии в электрическую (БЭС-5) мир узнал после падения спутников–разведчиков в районе Медвежьих озёр в Канаде и около берегов Австралии. Термоэмиссионные установки типа «ТЭУ» были, насколько я знаю, бесплатно переданы США в период перестройки. Идею реализации Марсианской экспедиции США периодически реанимируют.

Принципиальным недостатком космических энергетических установок, во всяком случае, до времени моего ухода из ракетной отрасли, было то, что тепловыделяющие элементы активной зоны реактора изготавливались из двуокиси урана. Поэтому в случае потери управления аппаратом с такой установкой она не диспергировалась на микроскопические частицы в верхних слоях атмосферы, а падала на Землю в виде крупных фрагментов. По-хорошему, надо было делать активную зону из металлического урана. В этом случае была полная гарантия надёжной аэродинамической ликвидации объекта в верхних слоях атмосферы и распыления ядерного горючего на всю территорию планеты. Однако, поскольку Минатом имел большой опыт работы именно с двуокисью урана, то и в космосе применили тот же материал. Я был экспертом по бортовой ядерной энергетической установке со стороны ракетного министерства при первом пуске спутника-разведчика с установкой БЭС-5. В своём заключении я, естественно, отметил это обстоятельство. Со стороны Минатома с экспертами работали зам. министра Игорь Дмитриевич Морохов и начальник главка Юрий Иванович Данилов. Было организовано сильнейшее давление на экспертов с целью снять это замечание, поскольку оно практически зачёркивало всю разработку. Большинство экспертов поддалось давлению. Я своё замечание оставил и именно тогда, насколько я понимаю, на меня в Минатоме был «нарисован первый зуб». После того, как было потеряно управление спутником и стало ясно, что он упадёт неконтролируемым образом в неконтролируемом месте, в дело вмешалось КГБ. Многие пережили массу неприятных минут. Меня отпустили сразу. Напряжение было снято только тогда, когда спутник упал на севере Канады в районе Медвежьих озёр, в совершенно безлюдном месте. К тому же он затонул в болоте. Американцы надавили на Канаду с целью сглаживания её реакции, поскольку были сами заинтересованы в разработке подобных установок и, насколько я помню, они сами незадолго до этого потеряли спутник с изотопным нагревательным элементом над Африкой. После падения второго спутника у берегов Австралии, запуски с энергоустановкой БЭС-5 были прекращены. Установки типа ТЭУ проходили только стендовую отработку. Американцы вообще не имеют серьёзного опыта работы с ядерными энергетическими установками в космосе. Поэтому практика работы в космосе с ЯЭУ по факту является весьма незначительной. Причина этого, на мой взгляд, связана с риском падения ЯЭУ на Землю в случае аварии с ракетой-носителем или с орбитальным объектом, оснащённым ЯЭУ.

В области электрических двигателей были также созданы работоспособные образцы, нашедшие широкое применение в космической технике.

Попытки реализации марсианской экспедиции даже в простейшем виде потребовали затрат на таком уровне, что самые богатые страны мира – США и СССР, за сорок лет так и не смогли принять решение об открытии финансирования, масштабы которого привели бы к цели. Возможность серьёзного развёртывания работ в современных условиях вообще исключена.

Программа, о которой я рассказал, предполагала реализовать только самый начальный этап исследований Марса. Но и она столкнулась с такими финансовыми трудностями, преодолеть которые оказалось не по силам самым мощным странам. Серьёзное же освоение Марса могло начаться только в результате реализации проектов, инициатором которых был Виталий Михайлович Иевлев, работавший в нашем институте. Им была предложена схема ядерного двигателя большой тяги со скоростью истечения рабочего тела, близкой к электрическим двигателям – так называемая схема с плазменным тепловыделяющим элементом («схема «В»). Надо отметить, что зависимость массы полезной нагрузки от скорости истечения рабочего тела определяется экспоненциальной функцией. Поэтому в случае создания такого двигателя полёт на Марс был бы не намного сложнее перелёта, например, на Американский континент. Без всяких ракетных ступеней, просто по самолётной схеме – взлетел, слетал, прилетел. Это явилось бы, безусловно, серьёзным основанием для постановки вопроса об экспансии человечества за пределы земной атмосферы.

Однако работы не продвинулись далее поисковой стадии и создания модельных установок и захлебнулись в катастрофически нарастающих финансовых проблемах. Несмотря на то, что я работал в отделении В.М.Иевлева, я никогда не сотрудничал с ним непосредственно. Я, что называется, «спиной» чувствовал бесперспективность и, как мне казалось, бессмысленность этой работы. Я занимался исключительно своим делом. Мне представлялось крайне важным создать универсальные средства преодоления разворачивающейся тогда в США системы противоракетной обороны. Для выполнения этой работы мне удалось вырвать из ведения Средмаша очень хорошую организацию, ОКБ «Факел», расположенную в г. Калининграде. Она использовалась руководством Средмаша в качестве базы отдыха на берегу Балтийского моря. Это обстоятельство тоже не улучшило моих взаимоотношений со Средмашем.

На этом поприще мне удалось разработать и провести испытания в космосе весьма эффективных плазменных средств для космических аппаратов, боевых блоков межконтинентальных ракет и крылатых ракет. Однако вскоре по ряду причин я должен был перейти в министерство энергетического машиностроения, которое занималось разработкой и поставкой оборудования на все АЭС страны и за рубеж.

После решения уйти из ракетной тематики я по рекомендации моего друга, профессора Московского энергетического института Михаила Ефимовича Дейча встретился с его учеником директором ВНИИ атомного энергетического машиностроения Геннадием Алексеевичем Филипповым. На моё признаниё в том, что я не знаю даже терминологии в стационарной энергетике, он ответил просто: «Ничего, разберётесь. Для меня главное то, что Вас рекомендовал Дейч». В результате, не зная ни тематики, ни одного человека в институте, я стал его заместителем по науке.

Я достаточно быстро вошёл в новую для себя проблематику. После Чернобыльской катастрофы Министр энергетического машиностроения СССР Владимир Макарович Величко назначил меня руководителем работ по линии министерства на ЧАЭС. Произошло все это в достаточно необычной форме.

Придя на работу 26 апреля в 9 часов утра, я узнал о Чернобыльской катастрофе. Точной информации не было. Просто тихо говорили о том, что в Чернобыле произошло что-то очень серьёзное. Поскольку наш институт и министерство (министерство энергетического машиностроения СССР) за ядерную безопасность на АЭС не отвечали, то реально мы были подключены к Чернобыльским событиям только после майских праздников. Наше министерство, поставляло на все АЭС страны примерно 70-75 % всего оборудования, включая реакторное, теплообменное, оборудование по водоподготовке, арматуру, системы защиты и так далее. Все проекты по этим видам оборудования выполнялись в нашем институте. Институт так же осуществлял авторское сопровождение при эксплуатации оборудования на АЭС.

В мае при Комитете по науке и технике СССР была создана комиссия по анализу безопасности ядерных блоков всех типов, которые эксплуатировались в нашей стране и за рубежом. По просьбе Комитета членом комиссии от нашего министерства был назначен я. Формально комиссию возглавлял Е.П.Велихов. Однако ни на одном заседании комиссии я его не видел. Вообще в первое время большинство старалось всячески демонстрировать свою полную непричастность к Чернобыльским событиям и вообще ко всем вопросам безопасности АЭС. Привлечение к работе происходило только в результате жёстких директивных указаний. Если же была малейшая возможность улизнуть под любым предлогом, то этим пользовались. Практически работу комиссии возглавлял В.А.Сидоренко, так же как и Е.П.Велихов работник Курчатовского института. На мой взгляд, это была очень удачная кандидатура, поскольку он сумел обеспечить действительно объективное рассмотрение всех вопросов без каких либо оглядок на авторитеты и предварительные мнения.

На комиссии рассматривался огромный круг вопросов по безопасности АЭС всех типов. В то время специалистам уже были понятны многие недостатки работающих блоков, с которыми можно было мириться при работе единичных АЭС, но которые были абсолютно недопустимы при широком развитии атомной энергетики в стране.

В то время планировалось широчайшее развитие атомной энергетики. Предполагалось только в нашей стране в течение года вводить до 10 млн. кВт установленной мощности, т.е. 10 блоков по 1 млн. кВт. Плюс к этому в странах народной демократии мы должны были строить до 5 блоков в год. Таким образом, промышленность СССР должна была обеспечить поставку оборудования до 15 млн. кВт в год. Т.е. по факту ставилась задача максимального перевода энергетических потребностей страны на ядерную основу. И всё это делалось в стране, не имеющей проблем с обеспечением энергетики органическим топливом. Насколько я понимаю, руководство страны уже в то время весьма серьёзно относилось к выводам ученых Римского клуба, говоривших о необходимости снижения потребления атмосферного кислорода и эмиссии углекислого газа в атмосферу Земли.

В таких условиях перед комиссией комитета по науке и технике стоял весьма непростой вопрос. С одной стороны, страна в своем развитии сделала ставку на ядерную энергетику, с другой, по факту состоялся Чернобыль. Сказать, что АЭС не удовлетворяют по многим показателям требованиям безопасности, означало поставить под вопрос принятую стратегию на развитие атомной энергетики и тем самым омертвить огромные капиталовложения, направленные на развитие атомной энергетики, с другой стороны, сказать, что Чернобыль – случайность, недосмотр стрелочников, значит погрешить против истины. К тому же у всех на памяти был недавний Три Майл Айленд в США. Плюс к этому весьма серьёзные вопросы, связанные с выводом АЭС из эксплуатации, обращения с радиоактивными отходами и проблемами нераспространения при весьма настоятельной необходимости развивать энергетику во всем мире. Впрочем, эти вопросы у нас тогда было принято не затрагивать, несмотря на то, что в США всё это было уже понято и приняты соответствующие решения о прекращении развития в стране атомной энергетики (США не ввели ни одного блока с 1978 года). Там давно поняли, что строить АЭС, которые невозможно вывести из эксплуатации, нельзя. Но, приняв такое решение, они ни с кем этим не поделись. Пусть другие делают глупости, тратят впустую деньги и засоряют собственную территорию. Когда эти другие и, в первую очередь, Советский Союз, попадут в сложную ситуацию, с ними будет легче разбираться. Вот такие вопросы стояли перед комиссией комитета по науке и технике. Это было посложнее, чем работа комиссии непосредственно по Чернобыльскому блоку. Там только факт, а здесь стратегия развития всей страны. Немудрено, что особого желания работать в этой комиссии ни у кого не было. И те, кто мог от этого отвертеться под разными предлогами, в том числе и под предлогом работы в комиссии по самому Чернобылю, немедленно так и сделал. К чести В.А.Сидоренко он жёстко ориентировал комиссию на получение совершенно объективного результата. Я думаю, что это явилось одной из причин, почему он, будучи уже тогда членом-корреспондентом АН СССР, до сих пор не стал академиком, в то время как другие, вообще ничего не сделавшие, давно гуляют с этими лампасами.

В решениях комиссии В.А.Сидоренко были названы все существенные недостатки работавших тогда блоков АЭС. Наибольшее количество претензий, естественно, было предъявлено к АЭС типа РБМК (чернобыльского типа). Представитель Курчатовского института, являвшегося научным руководителем работ по РБМК, А.Я.Крамеров крутился как уж на сковородке под градом вопросов членов комиссии. Картина развития аварии на блоке, в общем-то была ясна сразу. Блок взорвался из состояния, когда он находился в сильно отравленном состоянии с весьма малым запасом по критичности. Самое главное заключалось в том, что этот режим не был отмечен в томе по ядерной безопасности. Персонал станции, который действительно нарушил регламент работы, согласно тому по ядерной безопасности не совершал ядерно-опасных операций, и, следовательно, его можно было лишить премии, даже уволить с работы, но не посадить. Сажать надо было главного конструктора и научного руководителя, т.е. Н.А.Доллежаля и А.П.Александрова, а они академики да плюс на каждом по три звезды, да плюс около 14 млн. кВт установленной мощности (мощность блоков РБМК) снимать в зиму при работающей промышленности. Вот и выбирай, что говорить и писать в заключении. А.Я.Крамеров в явном виде заявил, что режим, из которого блок взорвался, не был включен в том по ядерной безопасности, потому что не хватило времени на машине БЭСМ-6 для этих расчетов. Хорош аргумент, когда речь идёт о ядерной безопасности страны, не правда ли? В конце концов, он в сердцах воскликнул: «Что вам РБМК это промышленный объект? Это физический прибор. И он требует соответствующего обращения!» Но комиссия В.А.Сидоренко всё записала правильно. Поэтому, когда заключение было передано в комитет по науке, там на нас наорали: «Вы о чём думали, когда писали такое?» Очевидно, к этому времени у руководства страны сложилось вполне полное понимание ситуации, и наказать было решено «стрелочников», а не истинных «героев» катастрофы. В результате наше заключение было положено под сукно, а комиссия ликвидирована. Начала работать «правильная» комиссия. Она и подготовила материалы для осуждения невиновных. Очень жаль, что я в то время не догадался утаить экземпляр заключения комиссии В.А.Сидоренко. Это вполне можно было сделать.

После выхода постановления ЦК КПСС и Правительства СССР о пуске в эксплуатацию трёх блоков ЧАЭС во всех министерствах, поставлявших оборудования на ЧАЭС, начали формироваться подразделения для ревизии и ремонта оборудования первых трёх блоков ЧАЭС к пуску. Во всех министерствах на эту должность назначались либо заместители министров, либо начальники технических главков. От нашего министерства сначала был послан в Чернобыль для ознакомления с ситуацией начальник главного технического управления. У нас там во время взрыва был уничтожен весьма дорогостоящий автобус с лабораторией по диагностике турбины, поставки харьковского турбинного завода. Он во время взрыва находился рядом с четвертым блоком. Начальник главка очень быстро вернулся и сказал министру, что он туда не поедет даже под страхом увольнения и ему самому не советует там появляться. Первое время и в Чернобыле и на станции было действительно очень тяжело. Встал вопрос кого назначить. Очевидно, в министерстве желающих не нашлось. В конце концов, кем-то министру была названа моя фамилия. Я действительно к тому времени проявил себя в качестве довольно удачливого и жёсткого человека при работе в различных технических комиссиях, в которых надо было отстаивать интересы министерства. Моё назначение было обставлено довольно таки своеобразно. Ничего не подозревая, я в 9 утра пришел на работу в институт. Сразу же раздался звонок. Звонила секретарша первого заместителя министра Неуймина Михаила Ивановича. Она передала мне его указание к 10 часам явиться в зал заседания коллегии министерства. Я немедленно поехал. В зал коллегии я вошел минут на 10 раньше. За столом президиума сидел один Неуймин, в зале директора и главные инженеры крупнейших заводов и институтов министерства. Я очень смутился, думая, что я опоздал и извинился. Но Неуймин сказал, что я пришел во время и предложил, к моему удивлению, занять место рядом с собой. Перед ним лежала бумага. Это был приказ министра о моём назначении руководителем работ министерства на ЧАЭС с освобождением на это время от всех других обязанностей. После его оглашения Неуймин передал мне приказ и предложил дальше вести совещание самому, затем встал и ушел. Я буквально опешил и начал судорожно соображать, что же делать. Единственное, что мне пришло в голову, это сказать, что бы в моё распоряжение к концу дня были выделены по одному сотруднику от названных мной заводов и ведущего технологического института министерства для отъезда на ЧАЭС через три дня.

В институте никто, включая директора, ничего не знали о моём назначении. Я показал директору приказ министра и договорился с ним о подготовке приказа по институту о назначении двух моих заместителей по этой работе.

Мои домашние были шокированы.

Через три дня в составе бригады из восьми человек мы вылетели на специальном самолете минэнерго в Киев. Там сразу пересели в вертолет, который доставил нас в Чернобыль. Это был обычный способ добираться до станции. Если необходимо было задержаться в Киеве, то к нашим услугам была одна из лучших гостиниц Киева, гостиница «Москва» (теперь она носит другое название). Надо сказать, что организация транспорта была превосходной. В одном из таких перелетов я познакомился в вертолете с академиком Г.Н.Флеровым. В течение всего полета мы говорили с ним, стараясь перекричать дикий шум в салоне вертолета, на самые различные темы. Он держался очень просто. Расстались друзьями. Договорились, что я ему позвоню. Но сначала не получалось из-за загрузки в Чернобыле, потом было неудобно, ведь это было просто ни к чему не обязывающее дорожное знакомство. А может и зря. Как большинство сильных интеллектов, он был простым и доступным. Другой забавный случай произошел однажды при пересадке в вертолет. Я встретил своего знакомого, работавшего на ЧАЭС, Евгения Громова, в последствие главного инженера Балаковской АЭС. Я его спросил: «Женя, сколько взял на этот раз на станции?», имея в виду сколько Бэр. А он мне отвечает про рубли: «Шесть тысяч!» (Смертельной считается доза в 500 Бэр). Я говорю: «И все живой?!», «Я от этого только здоровею, все Бэры нипочем». Платили на станции действительно хорошо. Например, у меня, как заместителя директора института, ставка на основном месте работы была 550 руб. в месяц. В первое время на станции применялся коэффициент увеличения основной ставки в 6 раз. Рабочий день был шестичасовым, но фактически работали по 12 часов. Поэтому ставка увеличивалась в 12 раз, да плюс ещё к коэффициенту добавлялась двойка за проезд до места работы. Итого 14. Поэтому в месяц с учётом сохраненной зарплаты на работе я получал более 8-ми тысяч рублей. Правда, естественно, полный месяц я не работал. Обычно полмесяца. И не каждый месяц. Мы сменялись с моими замами. Полный месяц в Чернобыле я пробыл только в октябре, когда пускали первый блок. Но, тем не менее, сумасшедшие по тем временам деньги. Где-то с августа – сентября 86 года коэффициенты начали падать. Мы с женой думали, что будем обеспечены до конца дней своих. Но, когда пришла перестройка, все деньги, как говориться, «накрылись медным тазом». Пришлось бороться за Чернобыльские компенсации. Несмотря на законы, каждую индексацию выплат приходится пробивать через суд. Все чернобыльцы судятся практически беспрерывно. Зато правительство с гордостью сообщает, что деньги, сэкономленные на чернобыльцах, оно направляет на другие цели. Решения принимают Верховный, Конституционный суды России, но министерству социального развития всё нипочем. Каждая индексация только через суд. Надеются, очевидно, на то, что не все пойдут в суд, некоторых удастся облапошить. Акции протеста, включая голодовки, стали системой. Непонятно, о чём думает правительство? Крупный инцидент на АЭС сегодня совершенно не исключен. В случае чего посылать надо будет специалистов. МЧС вопрос не закроет. Спекулянты и бандиты, самые достойные граждане современного российского общества, там будут бесполезны. Да они и не поедут туда, где грязно. Им больше нравятся Мальдивы. А специалисты, которых и так осталось мало, видят, как обращаются с их предшественниками. Чернобыльское законодательство является очень сложным и к тому же постоянно усложняется ещё больше. В ряде случаев, надо отметить, это имеет объективные основы. Например, выплаты не зависят от времени пребывания на АЭС (если время пребывания не превышает полного календарного месяца). Этим обстоятельством воспользовалось огромное количество «экскурсантов», которые валом повалили в Чернобыль, начиная с конца 86 года и вплоть до начала 90-х годов. С другой стороны во время моего первого пребывания в Чернобыле рядом со мной на раскладушке одну ночь провел совсем молодой парень, который был командирован на станцию для выполнения только одного задания. На следующий день он должен был выйти на крышу машинного отделения 3-4 блоков и сбросить оттуда один кусок графита. Мы с ним проговорили полночи. Договорились, что он мне позвонит. Он был не москвич, и телефона у него не было. Звонка не поступило. Я, думаю, его давно уже нет в живых. Есть в законодательстве и положения, которые кроме как издевательскими назвать нельзя. Например, если некто был на АЭС менее месяца, то его условный месячный заработок рассчитывается путем умножения дневного заработка на 24,7 (среднее число рабочих дней в месяце). Но если вы были больше календарного месяца, то вам ваш заработок разделят на 12 (число месяце в году). Во время пуска первого блока в октябре 86 года я был на станции весь месяц. Меня спасло от уменьшения моих выплат в несколько раз только то, что я на один день съездил в Киев к приехавшей навестить меня жене, при этом я не поленился отметить свой отъезд, хотя вполне мог этого и не делать. Юрист Московского социального комитета на суде буквально скрежетала зубами, когда я предъявил доказательство этого факта. А одному моему другу из Курчатовского института по этой причине выплаты сократили в шесть раз. Он был командирован на ЧАЭС ровно на два месяца. Так что лучше всего было съездить на ЧАЭС на два-три дня для того, чтобы просто отметить командировку. Так многие, наиболее проницательные в житейских делах, и поступали. Один из моих заместителей, так же как и мы все, работал в Чернобыле в 86 и в 87 годах, примерно до пуска третьего блока. По какой надобности он съездил в Чернобыль в 89 году на три дня, когда коэффициенты были уже очень маленькими. Так вот, ему посчитали размер компенсации исходя из этих трех дней, сократив причитающуюся ему компенсацию в несколько раз.

Первые месяцы в Чернобыле было очень тяжело. Приличные бытовые условия быстро были созданы только для работников Минатома и членов правительственной комиссии. На Днепр пригнали пароходы, но это было слишком далеко от станции, вне пределов грязной зоны. Я на пароходах жил только в октябре, потому что срок пребывания на станции в этот раз был достаточно продолжительным. Те же, кто работал на станции постоянно и не обладал каким либо привилегированным статусом, должен был жить непосредственно в Чернобыле, находящимся в 18 км. от станции. Для этого были выделены, в основном, детские садики и школы. В мою первую поездку нас разместили в детском садике. Это был просто ужас. На улице жара. Все окна и двери закупорены. В комнате человек 20 на раскладушках впритык. Многие храпят. Унитазики высотой сантиметров по 20-30. Умывальники где то рядом с полом. Первую командировку я, после 12 часов работы на станции, практически не спал. В августе-сентябре ситуация существенно улучшилась. Стало абсолютно ясно, что в зону отчуждения никто никогда больше не вернется. Поэтому нам были предоставлены комфортабельные квартиры со всей мебелью, оставшейся от прежних жильцов. Ограничений никаких не было. Селились по 2-3 человека в 2-3 комнатную квартиру. Питание всегда было отменным. Масса овощей, фруктов, качественное мясо. Столовые были и на станции и в Чернобыле. Никаких документов для посещения столовой не требовалось. Заходи и ешь до отвала. Правда, при въезде в зону нам выдавали карточки, закатанные в пластик. Эта карточка всегда была приколота к одежде. На карточке было обозначено, какие объекты ты можешь посещать. У меня все карточки сохранились. На них написано: «Всюду». Но при посещении столовых никто на них не обращал ни малейшего внимания.

Дозовый контроль был организован из рук вон плохо. Выдавались так называемые «таблетки», регистрировавшие интегральную дозу, полученную за время пребывания в зоне. Они часто терялись. В этом случае просто выдавалась новая «таблетка». Особенно часто это происходило при переодевании. А переодевались мы очень часто, поскольку неизвестно где было грязнее, на улице или на станции. Каждый проход через санпропускник в любую сторону был связан с переодеванием. Одежда была очень качественная, чистый хлопок, и её было сколько угодно.

Уровень загрязненности станции и прилегающих к ней территорий, был, естественно, очень разным. Сначала, когда народу на станции было не очень много (это где-то до сентября) мы располагались на первом АБК (административно-бытовой корпус первого и второго блоков ЧАЭС). Это было чистое место. Уровень дозы в нём не превышал нескольких милирентген в час. Там был так называемый «золотой коридор», отделанный анодированными под золото панелями из алюминия. По нему часто прогуливались во время перерывов в работе. Однако в сентябре нас перевели в АБК–2, который относился к 3-му и 4-му блокам. Он был очень грязный. На многих запертых комнатах висели объявления, написанные фломастерами на простой бумаге: «5 рентген в час», «20 рентген в час». Производственные помещения станции, в которых шла подготовка к пуску трёх первых блоков, имели загрязненность различного уровня. Наиболее грязным было общее помещение турбогенераторов 3-го и 4-го блоков. Там в основном находилось оборудование поставки нашего министерства и министерства электротехнической промышленности. Люди работали за свинцовыми экранами, поскольку со стороны 4-го блока облучение было достаточно мощным.

Однако наиболее тяжело приходилось солдатам. Из окон нашей комнаты в АБК-2 я видел своими глазами, как они мели метлой грязные крыши вспомогательных сооружений вблизи станции. Причем делали они это в своей повседневной форме. Не думаю, что они мылись хотя бы по вечерам. Совершенно ужасным был пункт «дезактивации» транспорта примерно на середине дороги между станцией и Чернобылем. Там вырыли ямы, затем их обложили полиэтиленом. Очевидно, предполагалось, что этот полиэтилен будет держать стекавшую в него воду, когда солдаты из брандспойтов мыли проезжавшие мимо пункта машины. Сколько мы не ездили, ямы были одни и те же. Наряду с автобусами с людьми там шли цементовозы для строительства саркофага. Они шли из самой грязной зоны. При этом в дикую жару солдаты были укутаны с головой в плащ-палатки с респираторами на лице. Сколько времени они работали, я не знаю. Их лиц не было видно. Сам пункт был расположен недалеко от так называемого «рыжего леса», леса погибшего в течение нескольких дней после катастрофы. «Рыжий лес» находился за каналом, по которому подводилась вода для охлаждения конденсаторов турбин, прямо напротив станции. Именно туда лег первый выброс. Где-то осенью весь этот лес бульдозерами снесли и зарыли в песок. Техника постоянно обновлялась, поскольку в процессе работы она набирала очень большие дозы. Огромное, постоянно пополняемое кладбище техники, располагалось недалеко от въезда в Чернобыль.

На улицах Чернобыля было много брошенных животных. Они бродили по всему городу и были источниками сильного излучения. Вспоминаю такой случай. Где-то в июле после обеда в Чернобыле мы сидели на лавочке перед столовой и загорали на солнышке. Погода была замечательная. Рядом со мной сидел дозиметрист. Рядом с ним на лавочке находились ящик прибора и измерительная клюка. Из кустов вышла кошка, он ее поманил, достав что-то из кармана, бросил ей, она стала есть около его ног. Он лениво щелкнул тумблером на ящике, взял клюку и подвел к кошке измерительный элемент. В следующий момент он вскочил, как ошпаренный и, пнув кошку ногой, отбросил её через дорогу в кусты. Раздался всеобщий хохот.

К пуску первого блока готовилась площадь перед первым АБК, перед памятником В.И.Ленину. Её полностью вычистили и заасфальтировали заново. Предполагалось провести митинг с участием М.С.ёГорбачева. Все очень ждали этого события. Но Михаил Сергеевич не приехал. Были, наверное, более важные дела или ещё что-то.

В Москве никаких особых мероприятий в связи с достаточно большим потоком людей, ездивших в Чернобыль и обратно, не было. По приезду в Чернобыль мы переодевались в спецодежду. После окончания очередной командировки мы переодевались в свою одежду тоже в Чернобыле. Поэтому в принципе какое-то загрязнение на нашей одежде, естественно, было. После моего возвращения из первой поездки жена раздела меня полностью на пороге квартиры, положила все мои вещи в целлофановый пакет и стала звонить по всей Москве, выясняя, куда можно сдать вещи, привезенные из Чернобыля. Повсюду ей ответили отказом. Оказывается, никто об этом не подумал. Пришлось все вещи просто бросить в мусорный ящик.

Первое время отношение к Чернобыльцам было чрезвычайно уважительным. Это проявлялось во всем. Например, после первой поездки я поехал на машине по Москве и нарушил правила при выезде из переулка на улицу Горького. Меня тут же остановил милиционер. Как обычно, начался разговор. Я сказал, что я только что приехал из Чернобыля и показал чернобыльский пропуск. Он меня тут же отпустил, сказав, чтобы я был осторожнее. Я ответил, что, как правило, езжу достаточно аккуратно. «Да не здесь» сказал он, «Здесь-то ладно, главное там».

К сожалению, не всегда удавалось следовать таким советам и голосу разума.

Один из моих заместителей, Валерий Волков, возглавлял шеф-монтаж Таганрогского завода «Красный котельщик» на ряде АЭС и жил в Припяти постоянно (надо сказать замечательный был городок.) Наша экспедиция его усилиями «пробила» два автомобиля: «чистый» УАЗ, на котором мы ездили из Чернобыля в Киев, и «грязный» ВАЗ-2113 из числа сданных населением Припяти, для поездок по зоне отчуждения. Естественно с бензином была напряжёнка. Как-то нам не завезли бензин. И Валера предложил: «Поедем в Припять. Там на территории бывшего рынка стоит огромное количество машин, оставленных жителями города. Там и сольем бензин». Я согласился (как-то чувство опасности притупляется, когда живёшь рядом с ней постоянно). И вот мы, два здоровых болвана, лазили по свалке машин, не зная, какая на них доза и отсасывали из бензобаков бензин. Бывали мы и в Припяти. У Валеры там была квартира. Привожу его воспоминания об одном из таких походов: «Сентябрь 1986 года. Мы с Игорем Острецовым только что побывали в моей Припятской квартире ещё хранящей тепло человеческой жизни, хотя и покинутой 27 апреля. Тепло хранили все вещи в ней. Резко бросились в глаза расписания занятий в школе девятиклассника сына и пятиклассницы дочери. Уехали только с документами». Сам Валерий 26 апреля был в командировке на Хмельницкой АЭС. Его жена Валентина, работала в одной из наладочных организаций на ЧАЭС. 26 апреля, проводив детей к 8.00 в школу, отправилась на рынок (суббота, а впереди праздники), который находился в девятистах метрах от четвёртого блока. Один из выбросов прошёл через рынок. Никто не предупредил жителей об аварии и не запретил выход из квартир. Работали школы. Дети перед занятиями делали на улице зарядку. У Валентины в результате, тяжелейший рак. Вся семья более 10 лет боролась за жизнь ещё достаточно молодой женщины и матери.

Несколько тяжелейших операций. Безусловно, всё за деньги, так как использовались лучшие лекарства. (Это ещё один миф – о бесплатном лечении «чернобыльцев». Когда речь идёт об анальгине, тогда да. А когда о серьёзном лечении – платите.) Но всё же в апреле 2005 года, в дни, когда отмечаются годовщины Чернобыльской катастрофы, нашей дорогой Валюши не стало.

В целом работа на станции нашей команды шла успешно. В наше распоряжение по первому требованию откомандировывались самые квалифицированные кадры. М.И.Неуймин помогал очень здорово, а против него в министерстве никто не мог сказать ни слова. Очень хорошо поработали турбинисты, арматурщики, поставщики теплообменного оборудования, специалисты по водоподготовке. Но, как это обычно бывает, в октябре, незадолго до пуска первого блока у нас возникла очень острая ситуация. Ревизия обнаружила, что крышки головок деаэраторов (производства Барнаульского завода) оказались с трещинами. Их необходимо было менять. Все происшествия немедленно докладывались на Правительственной комиссии. До пуска первого блока оставалось совсем немного времени. К нам немедленно явился представитель ЦК КПСС некто Преферансов (не помню его имени), курировавший наше министерство. Он спросил меня, нужно ли вызывать министра. Дело в том, что при малейшей угрозе срыва сроков пуска Правительственная комиссия вызывала министра, чтобы он лично на месте обеспечил выполнение задания. Так рядом со мной за стенкой уже сидел министр электротехнической промышленности. Я знал, что наш министр панически не хотел ехать в Чернобыль. Поэтому я ответил Преферансову, что этого делать не надо. Я позвонил М.И.Неуймину и в Барнаул директору завода Ю.В.Бойцову (мы его звали «боец»), с которым у меня всегда были отличные отношения. М.И.Неуймин чуть ли не в воздухе развернул в Барнаул какой-то самолет и крышки были доставлены в Чернобыль. «Боец» немедленно выслал бригаду. Через два дня все были на месте. Но, ребята, напуганные слухами о Чернобыле, в дороге напились и приехали на станцию «никакие», и совершенно деморализованные. Руки у них дрожали, они практически не могли ничего делать. Ни о какой работе не могло быть и речи. Преферансов устроил скандал, но он чем-то зависел от нашего министра и вытаскивать его явно не хотел. Поэтому вся его злоба вылилась на меня. Мы здорово схлестнулись, и я пошел звонить «Бойцу». Юра сказал мне, что у него план, и послать вторую бригаду он сможет только по личному указанию либо министра, либо Неуймина. Я позвонил Неуймину и сказал, что вопрос стоит очень остро и если мы не хотим, чтобы министр оказался в Чернобыле, максимум через день здесь должна быть лучшая барнаульская бригада. Неуймин немедленно отдал распоряжение, и через день прибыла команда «Бойца». Я много видел замечательных рабочих в своей жизни, но таких, пожалуй, никогда. Во главе бригады был гигант двухметрового роста. Когда ему подыскивали обувь, то в пору не нашлось. Поэтому он разрезал задники и обвязал ботинки веревками. Он почти не говорил. Все распоряжения отдавал жестами. Ребята понимали его мгновенно. Суету Преферансова он просто игнорировал, ничего не отвечая на его советы и угрозы, чем сильно восстановил его против себя. Не выдержав, я рявкнул на Преферансова, чтобы не путался под ногами. Работала бригада несколько дней, не выходя с рабочего места. Спали там же по очереди. Крышки заменили в срок. К сожалению, Преферансов на нас отыгрался позднее.

После пуска первого блока правительство отдало команду министерствам подготовить списки для награждения. Причём, никаких ограничений на представление не было. Было сказано, что сколько и на что представят, столько и дадут. Мы в Чернобыле, естественно, ничего об этом не знали. Вот тут всех нас, как представитель ЦК, Преферансов в министерстве и заблокировал. В результате мы, проведя самую объёмную работу по пуску первых трёх блоков среди других министерств, не допустившие ни одного срыва, не получили ни одной награды. Когда начали приходить сообщения о награждениях, ребята были очень обижены, сравнивая себя с представителями других министерств, министры которых из-за их срывов сидели на станции. Мне кажется, что наш министр впоследствии очень переживал это обстоятельство и чувствовал за это свою вину. Как-то на коллегии разбирался очень острый вопрос. Я имел к нему отношение. Как это было принято раньше, он очень грубо ругал многих. Наш начальник главка, сидя рядом с министром, постоянно указывал ему на меня, что я, дескать, тоже здесь. Наконец, министр грубо его оборвал: «Острецова не трогать». С тех пор я в министерстве стал абсолютно неприкасаемой фигурой. Все относились ко мне очень хорошо. Позже после пуска третьего блока по разнарядке из ЦК, по обычной схеме пришли дополнительные награды. Мне дали орден. Меня трижды вызывали на коллегию для его вручения. Но я ни разу не пришёл. Кончилось дело тем, что орден передали нашему директору, и он в мое отсутствие просто положил его в ящик моего стола.

Достаточно однообразным был чернобыльский досуг, хотя времени на него оставалось мало. Первое время в столовых было красное сухое вино. Говорили, что это очень хороший протектор против генных мутаций. Наверное, все руководствовались директивой истопника из песни В.Высоцкого «Истопник сказал, что «Столичная» очень хороша от стронция». Но вскоре всякое спиртное запретили, и директиву истопника стали выполнять самостоятельно. В ход пошел обычный самогон, доставляемый водителями машин из деревень, находящихся за пределами зоны. Вечерами играли либо в карты, либо в шахматы. Готовились планы на следующий рабочий день. Иногда были яркие эпизоды. Например, вспоминаю, что какие-то ребята поймали в Чернобыле свинью, надели на её пяточек респиратор, а на голову милицейскую фуражку и здорово веселились по этому поводу. Где-то к концу лета начали появляться артисты. Первым приехал В.Леонтьев. Он выступал в Чернобыльском клубе. Кстати он оказался единственным, кто приехал непосредственно в Чернобыль. Народу собралось масса. Я не смог попасть в зал. Мы стояли на улице у заднего входа в клуб и общались с В.Леонтьевым, когда он в перерывах выскакивал на улицу отдышаться. Алла Борисовна устроила концерт при огромном стечении народа и не только чернобыльцев на «Зеленом мысу» вне зоны отчуждения. Сбежались все местные жители тоже.

Я не был непосредственным свидетелем судебного разбирательства над «виновниками» чернобыльской трагедии. Суд проходил в Чернобыле, так сказать, «на месте совершения преступления». Никто из посторонних на нём присутствовать не мог в силу того простого обстоятельства, что Чернобыль был закрытой для въезда зоной. Иначе желающих было бы море, в том числе и среди зарубежных журналистов. Таким образом, было найдено простое и эффективное решение по проблеме допуска общественности на процесс. Надо было осудить «стрелочников», поскольку основные виновные, А.П.Александров и Н.А.Доллежаль не могли быть по определению подвергнуты какому-либо наказанию в силу причин, о которых я говорил выше. Конечно, я не сторонник того, чтобы два академика были осуждены. В чернобыльской трагедии была виновата вся система, в которой получение звезды героя любой ценой было самоцелью многих, ибо это давало массу привилегий. Плохо то, что эти два человека, обладавшие огромным авторитетом и властью, что называется, «не замолвили словечка» за невинно пострадавших, а просто спрятались за их спину.

Из всех осуждённых по чернобыльскому делу я знал только одного. Это был начальник реакторного отделения четвёртого блока ЧАЭС Александр Коваленко. С директором ЧАЭС В.П.Брюхановым я знаком не был. Знаю только, что Чернобыльская АЭС была одной из лучших в стране. Не исключено, что именно по этой причине там и проводился злополучный эксперимент, приведший к катастрофе. Незадолго до катастрофы В.П.Брюханов был награждён за строительство и ввод в эксплуатацию ЧАЭС.

Мы с моим заместителем Валерием Волковым весь октябрь 1986 года жили на пароходах на «Зелёном мысу». В одной из соседних кают жил Саша Коваленко, коренастый крепыш, спортсмен-лыжник. Там же в то время был и Александр Смышляев, бывший в то время начальником турбинного цеха ЧАЭС, ныне директор ЧАЭС. Их обоих хорошо знал Валера Волков. Поэтому все вечера после работы мы проводили вместе. Коваленко был, естественно, причастен ко всем событиям на четвёртом блоке и рассказывал в подробностях о той злополучной ночи и предшествовавшим ей событиям. В частности он согласовывал программу эксперимента, разработанную главным конструктором и научным руководителем. Коваленко в ночь аварии на станции отсутствовал. Его дежурство закончилось вечером накануне аварии. Эксперимент был связан с работой реактора на пониженной мощности. В этом случае в реакторе накапливаются продукты деления урана, в том числе и сильно поглощающие нейтроны. Это процесс называется «отравлением» реактора. Говорят, что реактор попадает в «йодную яму». Мощность реактора падает. Для её поддержания приходится вынимать из активной зоны реактора управляющие стержни, состоящие из материалов, поглощающих нейтроны. В течение всего дня персонал блока был готов к проведению эксперимента, но его постоянно откладывали в связи с просьбами Киевэнерго продлить работу блока из-за нехватки мощностей в системе. В результате реактор оказался в сильно отравленном состоянии и персонал для поддержания мощности был вынужден извлечь из активной зоны реактора количество стержней управления, превышающее нормативные требования. Но, как я говорил выше, данное нарушение не было включено главным конструктором и научным руководителем в том по ядерной безопасности и, следовательно, не должно было привести к тем последствиям, которые произошли в дальнейшем. Коваленко, кроме всего прочего, при последних решениях персонала по обеспечению работоспособности реактора не присутствовал и поэтому был абсолютно убеждён в своей невиновности. К тому же сразу после взрыва реактора Коваленко побежал на станцию и принимал непосредственное участие во всех работах по блокированию различных технологических систем реактора в самых опасных местах. По оценкам он получил в результате не менее 200 Бэр (биологический эквивалент рентгена). Руки его были сожжены. Во время пребывания на пароходе он постоянно общался с врачами. Его, конечно, необходимо было эвакуировать, но его не отпускали в связи с готовящимся процессом. Мы подробно обсуждали все детали ситуации, но нам даже в голову не приходило, что к Саше могут быть предъявлены какие-либо претензии. К нему постоянно ходил какой-то человек из общественных организаций станции и вёл с ним беседы. Очевидно, его готовили к суду. Последний раз я его встретил в районе первого АБК в конце октября. Я готовился ехать в Москву после пуска первого блока. Он был мрачен, говорил мало и неохотно. Наверное, уже чувствовал то, что ему предстоит. Потом я узнал, что дали ему три года. Вместо ордена, который он, безусловно, заслужил, три года. Больше я о нём никогда ничего не слышал.

После пуска первого блока ЧАЭС я стал приезжать на станцию гораздо реже. Последний раз я приехал туда в июле 1987 года, когда пускался третий блок станции. В стране начиналась перестройка. Первыми лозунгами были лозунги ускорения и поисков путей более эффективного развития. Чернобыль не только не остановил развития атомной энергетики, но как раз после Чернобыля была поставлена задача доведения количества блоков АЭС, вводимых в стране ежегодно до 10 млн. кВт плюс до 5 млн. кВт в странах СЭВ. Планировалось увеличение единичной мощности блоков. Был введён в эксплуатацию полуторамиллионный блок чернобыльского типа на Игналинской АЭС. Велись интенсивные разработки проекта двухмиллионного блока водо-водяного типа (ВВЭР-2000). Разрабатывались высокотемпературные реакторы для обеспечения химической промышленности и многочисленных высокотемпературных технологий, ядерные установки для интенсификации добычи нефти и газа. Наряду с АЭС началось проектирование атомных станций теплоснабжения (АСТ). Велось строительство Горьковской АСТ. Проектировались Минская, Архангельская, Одесская и другие АСТ. Например, Б.Н.Ельцин, в свою бытность первым секретарем Московского горкома КПСС говорил о том, что он готов построить вокруг Москвы 20 блоков АСТ-500 для удовлетворения всех потребностей города в тепле. Заканчивалось строительство Атоммаша, реконструировалась «Ижора», Подольский, Чеховский, Барнаульский, Таганрогский и другие заводы. Создавались новые транспортные установки, типа Белорусского «Памира» на диссоциирующем теплоносителе и атомные станции для крайнего севера. Производственные мощности были раскручены, и какой-то Чернобыль был не в состоянии остановить энтузиастов атомной энергетики. К тому времени в руководстве атомной энергетики, да и не только атомной энергетики, но и всей страны, остался только середняк. Титаны уже вымерли, а середняк не способен трезво анализировать ситуацию. Способность к анализу он заменяет энтузиазмом и показной смелостью. Он способен воспроизводить только то, чему его научили в институте. Ничего нового он не создаст. Ещё Л.Д.Ландау заметил, что «в науку пошёл середняк». Вот и началась бесконечная череда блоков ВВЭР-1500, ВВЭР-2000, РБМК-1500, различного рода бридеров, солевых реакторов и т.д. и т.п., т.е. всего того, что было найдено титанами на заре развития атомной техники. Но для титанов всё это было второстепенным делом, поскольку основной задачей для них была бомба. Для них атомная энергетика была эмоциональным приложением к бомбе, которым они старались компенсировать свои «великие подарки человечеству». Подробно проблемы атомной энергетики они не анализировали. Они создали только её эскизы. В то время никто не думал о последствиях широкого внедрения АЭС. А за бугром, в первую очередь в США, всё уже поняли. Поняли то, что станцию после окончания ресурса вывести из эксплуатации невозможно. Радиоактивные отходы девать некуда, в третьих странах строить АЭС нельзя, т.к. они нарабатывают плутоний. Плюс ко всему Три Майл айлэнд вразумил их окончательно. Поэтому американцы прекратили строительство АЭС аж в 1978 году и с радостью наблюдали за той дурью, которая разворачивалась у нас. Я работаю в атомной энергетике с 1980 года и с тех пор, вот уже 25 лет, постоянно слышу от наших середнячков-энтузиастов, что американский мораторий на строительство АЭС вот-вот закончится. Не закончится. Они не настолько тупы, чтобы заставить всю свою территорию атомными могильниками. С них реальные условия жизни спрашивают очень строго за промахи в работе. Это у нас получил академическую стипендию и сиди, ковыряйся в носу, даже Чернобыль ничего не изменит, раз ты академик.

После Чернобыля были ещё крупные неприятности с АЭС, когда в конце 80-х годов начался массовый выход из строя парогенераторов АЭС. Парогенератор является элементом первого контура, который разделяет теплоносители первого и второго контуров АЭС. В случае его разрушения радиоактивная вода первого контура смешивается с водой второго контура и после этого выходу радиоактивности в окружающую среду практически ничто не препятствует. Первым разрушился горячий коллектор парогенератора Южно-Украинской АЭС. Затем посыпались парогенераторы практически всех АЭС с одним и тем же диагнозом, разрушение горячего коллектора. Разрушения были ужасными. Я, как член комиссии по анализу причин разрушения, спускался внутрь горячего коллектора (первый контур, между прочим) одного из парогенераторов Южно-Украинской АЭС. Длина трещины на корпусе коллектора достигала метра. Главным конструктором парогенераторов был «Средмаш» (Атомное министерство), а изготовителем наше министерство. Стоял традиционный вопрос: «Кто виноват, главный конструктор или изготовитель?» В комиссию с нашей стороны входил главный конструктор Подольского завода (изготовителя парогенераторов) Володя Гребенников, чрезвычайно эрудированный и напористый парень. Он гонял средмашевцев как щенков. Средмаш уже тогда был очень вялым. В результате основным виновным был признан Средмаш. Пришлось дорабатывать конструкцию и менять парогенераторы на всех АЭС. Это, слава Богу, успели сделать. Была ещё советская власть, заводы работали. Изменения оказались успешными. Парогенераторы стоят уже более 15 лет. В то время как срок службы западных парогенераторов равен примерно 15 годам. Но что будет, если у нас сейчас посыпятся парогенераторы? Даже трудно себе представить. Сделать их в большом количестве уже нельзя. Заводы разрушены. Заказать за рубежом нельзя. Там другая технология. В случае массового выхода парогенераторов из строя мы будем иметь 30-40% дефицита электроэнергетики в Европейской части России. Это будет конец всем иллюзиям.

В конце 80-х, начале 90-х годов я снова столкнулся с проблемами Чернобыля. Европейское сообщество, обеспокоенное разрушением саркофага на четвёртом блоке ЧАЭС, выступило с инициативой остановки, полного демонтажа станции и доведения ситуации в районе станции до состояния «зелёной лужайки». Естественно, наибольшие проблемы были связаны с четвёртым блоком. Разрушающийся саркофаг предполагалось закрыть вторым саркофагом и внутри него произвести демонтаж всех конструкций разрушенного блока. В связи с этим был объявлено о проведении тендера на разработку проекта демонтажа четвёртого блока. Было объявлено о формировании нескольких международных команд для участия в конкурсе по проведению этой работы. Нам удалось сформировать команду, в которую вошли наш институт, Оксфордский университет (Великобритания), Ливерморская национальная лаборатория и Хьстонский университет (США). Архитектуру сооружения разрабатывали университеты. Руководителем этой части работ был заведующий кафедрой Техасского университета, профессор Ларри Бел. Наш институт должен был сделать технологию разборки «содержимого» саркофага, а Ливермор был разработчиком роботов для работы внутри саркофага. В качестве генерального подрядчика была привлечена мощнейшая фирма, работающая в области военно-промышленного комплекса США (Bechtel National, Inc.). В Оксфордском университете к нам обратились с предложением в качестве переводчика привлечь к работе Медведева Жореса Александровича. Он уехал из СССР ещё в начале 70-х годов после написания им известной книги об академике Н.Вавилове. С тех пор он проживал в пригороде Лондона Mill Hill, где работал в крупном медицинском исследовательском центре. Мы, естественно, согласились. С тех пор мы дружны с Жоресом Александровичем и его супругой, Маргаритой Ивановной и встречаемся во время его ежегодных приездов в Москву. Бывая в те времена в Лондоне, я останавливался у них в доме. Было очень удобно. После прилёта в Лондонский аэропорт Хитроу сесть в метро, проехать через весь Лондон, выйти в районе Mill Hill и через 10 минут быть у них в доме.

Наша международная команда сделала весьма интересный проект демонтажа остатков четвёртого блока ЧАЭС. По оценкам многих экспертов он был один из лучших. Мы серьёзно готовились к международному конкурсу и продолжению работ на уровне технического проектирования. Однако ситуация изменилась, в Европе страхи в отношении Чернобыля уменьшились и Европейское сообщество отказалось от финансирования продолжения работ. Эта величайшая в истории человечества техногенная катастрофа так и не научила людей в достаточной степени критично относиться к результатам своей технологической деятельности на планете. Чернобыльский монстр продолжает стоять в центре Европы, дожидаясь, когда появится его двойник, очень может быть в лице Ленинградской АЭС, расположенной на берегу Финского залива в непосредственной близости от Санкт-Петербурга. На этой станции работают реакторы того же типа, что и в Чернобыле. Защитной оболочки на этих реакторах нет. Так что в случае аварии радиоактивные продукты вновь окажутся в окружающей среде. Первый реактор этой станции выработал свой ресурс. В его хранилищах накоплены все радиоактивные отходы, наработанные в реакторе за всё время его эксплуатации. Девать их абсолютно некуда. Осенью 2005 года закончился ресурс второго блока. Вывести эти блоки из эксплуатации Минатом не может. Он вынужден продлевать время их работы. Для того чтобы привлечь внимание общественности к этим вопросам мы с Валерием Волковым подали в суд на Президента Российской Федерации за продление работы первого блока ЛАЭС. Дело в том, что закон об использовании атомной энергии в России написан так, что ответственным за продление работы блока АЭС после выработки его ресурса является Президент РФ. Кому охота брать на себя ответственность, особенно после Чернобыля. По этому поводу мы имеем чёткое определение Верховного Суда РФ: «Вопрос о продлении работы сверх ресурса первого блока ЛАЭС относится к исключительной компетенции Президента Российской Федерации». Но Президент об этом даже не догадывается. Вот мы и стараемся привлечь его внимание к этому вопросу. Но пока безуспешно. Верховный Суд РФ нам отказал. Поэтому наш иск уже в Страсбурге, в европейском суде по правам человека, т.к. трагедия Чернобыля не должна повториться никогда.

© Игорь Острецов, 2011

Телеведущий Соловьев тоже не признает русских народом и зовет всех нас в «духовный Израиль»

Нет на свете другого народа, тем более народа с великой историей, великой культурой, великими военными и научными победами, сам факт существования которого отрицался бы с таким параноидальным остервенением, как это происходит в случае с русским народом. То и дело звучат заявления русофобов разных мастей из бывших республик СССР и в самой России, политиков и политических проходимцев, псевдоисториков и площадных горлопанов, пренебрежительно-оскорбительно отзывающихся о русских и их истории; на эту тему пишутся статьи и монографии, снимаются телепередачи, авторы которых с пеной у рта тужатся доказать, что либо русских вообще не существует в природе, либо те, кто называет себя русскими, таковыми на самом деле не являются. Пену эти «специалисты по национальному вопросу» разбрызгивают, отчаянно пытаясь выдать желаемое за действительное. Ведь если бы не было русских, сколько бы проблем у русофобов сразу исчезло бы, какие бы перспективы перед ними развернулись! Дух захватывает! Антирусские заявления, естественно, ежедневно, ежечасно подкрепляются антирусскими же деяниями. Чего стоит хотя бы тот факт, что русские, государствообразующий народ России, – единственный из народов нашей страны, представители которого практически лишены права даже заявлять публично о своей национальной принадлежности и своих национальных ценностях без опасений нарваться на большие неприятности: заявления вроде «Мы – русские!» едва ли не автоматически квалифицируются у нас как проявление фашизма.

Теме происходящего сегодня духовного (и не только духовного) демонтажа русского народа посвящена и опубликованная на сайте Агентства политических новостей статья Игоря Бобкова «Из Руси – в Израиль!» (заметки на полях книги популярного ведущего)», которую КМ.RU предлагает читателям в сокращенном виде (полную версию статьи можно прочесть на сайте АПН).

«На днях попалась мне в руки книга известного тележурналиста и ведущего передачи «Поединок» Владимира Соловьева с претенциозным названием «Мы – русские! С нами Бог!» (М.: Эксмо, 2009. – 352 с.).

Книга эта вышла в свет более года назад, однако особенного резонанса, стоит заметить, не вызвала. В принципе, можно было бы о ней и не писать вовсе: мало ли медиаперсоны книжек ежегодно выпускают. Однако Соловьев – не рядовой журналист. Будучи популярным телеведущим, он не просто оказывает влияние на общественное мнение в стране: он активно участвует в формировании дискурса политических верхов «новой России», в формировании тех образов и смыслов, которые навязывают нам сейчас и обязательно продолжат навязывать в дальнейшем. И уже хотя бы в силу этих причин ряд высказанных в его книге концептуальных мыслей о русской истории, российском государстве и историческом пути русского народа требуют развернутого, обстоятельного ответа.

Честно говоря, название с самого начала мне показалось несколько странным, особенно учитывая истинную национальность автора. Признаюсь, я всегда настороженно относился к людям, которые, будучи нерусскими по рождению, вдруг начинают бить себя в грудь и кричать о собственной русскости, да еще призывая при этом Бога в помощники. Ладно, когда ты – государственный деятель, руководитель страны, как, например, Екатерина II или Сталин – тогда это объяснимо и понятно. Но когда тележурналист, пусть даже известный, начинает вдруг причислять себя к народу, к которому по рождению не принадлежит, да при этом еще и вещает от его имени («Мы – русские!»), то это как минимум настораживает.

Кое-кто из моих знакомых, прочтя сей труд одного из главных соловьев путинской эпохи, поспешил даже объявить его чуть ли не идеологическим манифестом режима, который тот будто бы готовится обнародовать официально в самое ближайшее время.

Не берусь судить, сколь верно подобное мнение. По крайней мере, на сегодняшний день все свидетельствует в пользу того, что высшая исполнительная власть в лице президента Д.Медведева и его ближайшего окружения окончательно взяла курс на внедрение в общество ценностей сугубо либерального толка, среди которых главными будут «конкуренция», «свободный рынок», «ВТО», «десталинизация», «борьба с тоталитаризмом» и т. п. фетиши из начала 90-х, а вовсе не православная вера и не мессианские идеи о народе-богоносце. Однако нет никакого сомнения, что и самой религии, и религиозным деятелям в готовящейся драме отводят сыграть отнюдь не последнюю роль, о чем можно судить хотя бы по частым заявлениям Патриарха Кирилла явно политического характера. Какую роль? По всей видимости, отвлечения внимания.

Вся книга Владимира Соловьева пронизана религиозными рассуждениями, что, впрочем, понятно уже из названия. С недавних пор в РФ сделалось чуть ли не правилом хорошего тона высокопарно рассуждать о Боге и о божественных замыслах. Не стану подробно вдаваться в теологические тернии, пусть с этим разбираются богословы (в частности, с утверждением автора, что русские – это евреи современности (?!)). После прочтения ее остается стойкое ощущение того, что религию (в частности, христианство) используют в целях весьма себе прикладных и прагматичных, в целях сугубо политических. Используя авторитет религии, нам навязывают вполне определенное представление о нашей истории (особенно недавней), о наших великих свершениях (в частности, Победе в Великой Отечественной войне) и создают вполне определенный проект будущего, ничего общего с подлинно русскими национальными интересами не имеющего.

Однако начинает г-н Соловьев с банального: ему надоели дураки. И к таковым он относит «всех тех, кто бегает по нашей Родине с пеной у рта, разрывая рубашку на груди, пытается выяснить, кто какой национальности» (с. 6).

Впрочем, далее он поясняет, что конкретно к дуракам все же причисляет не всех тех, кто признает деление человечества на расы и этносы, а конкретно тех, кто нападает на улицах на людей просто из-за того, что у них иной цвет кожи и разрез глаз.

Звучит вроде бы здраво: я тоже не люблю примитивных ксенофобов. Но вот вывод автора, фактически задающий идеологический вектор всей книге, не может не вызывать возражений: «Эти глупцы не ведают, что творят, но именно от них исходит главная на сегодняшний день угроза российскому государству…» (с. 6).

О как! Оказывается, главная угроза будущему России и нашему народу исходит не от ее чудовищного в своей вопиющей бесчеловечности социального строя, не от абсолютно антинациональной политической системы, не от умопомрачительных масштабов воровства, охватившего буквально все эшелоны власти, не от продолжающегося спаивания, разложения и вымирания русского народа – станового хребта страны, а лишь от тех, кто громко кричит: «Россия для русских!». Ну прямо-таки замечательный компот из основных пропагандистских штампов режима, который Соловьев далее в своей книге вроде как подвергает критике, и высокопарных демагогических рассуждений на тему «Родина в опасности!». Впрочем, он негативно высказался и о приверженцах идеи «Татарстан – для татар!», и о фактах притеснения в национальных республиках людей нетитульной нации (интересно, какой именно?), но вскользь, не слишком акцентируя на этом внимание.

Я – не поклонник лозунга «Россия для русских!», и прекрасно понимаю, что глубинные причины разворачивающейся на наших глазах национальной трагедии – не в том, что в страну едут мигранты. Но вот согласиться с тем, что всю вину за эту трагедию сваливают на тех, кто всего лишь путает причину со следствием, никак не могу. Или Соловьев нам хочет сказать, что, к примеру, в выступлении на Манежной площади повинны не те, кто выпустил на свободу убийц, вызвав тем самым всплеск справедливого гнева, а те, кто нашел в себе гражданское мужество с этой вопиющей несправедливостью не согласиться?! Ведь, казалось бы, чего проще: заставьте правоохранительные органы работать честно и профессионально, подходите к расследованию преступлений объективно, по закону, без негласного учета «национальных особенностей» преступников, обеспечьте реальное равноправие представителей всех народов в стране – и не будет вам никаких «Россий для русских» и «Е… Кавказ!» на Манежке.

Ан нет, г-н Соловьев нам говорит, что, образно выражаясь, смуты на национальной почве происходят не от политики властей, а исключительно от смутьянов. Она, мол, во всем виновата – русская молодежь, которая и кричит-то «Россия для русских!» зачастую просто от отчаяния. От того, что в государстве Владимира Путина, в сторону которого, равно как и в сторону замглавы его администрации Владислава Суркова, известный телеведущий по всему тексту не перестает делать явные реверансы, она не может получить ни нормального образования, которое могло бы научить их самостоятельно мыслить и разбираться в политике, ни хорошей работы, связанной не с пресловутым сервисом или примитивным «купи-продай», а с реальным производством на пользу стране, ни жизненных перспектив, видя и осязая которые, не страшно было бы жить, ни даже человеческой и человечной атмосферы в обществе, за которое можно было бы гордиться, а не ненавидеть и презирать, как сейчас.

В общем, несмотря на то, что по страницам книги обильно рассыпано множество верных мыслей (и об исторической роли классической русской литературы, и о качестве современного образования, и о глубоком морально-нравственном кризисе народа, и об опасности, исходящей от чрезвычайно расплодившихся ныне фальсификаторов отечественной истории), с которыми не поспоришь и под которыми вроде и сам готов чуть ли не подписаться, не покидает ощущение масштабного идеологического шулерства. Чувство такое, будто смотришь на фокусника, который, делая затейливые пассы руками и произнося непонятные слова (хотя в случае с Соловьевым как раз понятные: он говорит о том, о чем, в сущности, и так все говорят; мол, «масло масляное»), приковывает к себе внимание, а затем неожиданно извлекает из цилиндра и старается всучить то, что тебе совсем не нужно, и о чем ты его вовсе не просил.

Так к какой же концепции национальной политики в итоге подводит нас Соловьев, завладев вниманием? Она становится понятной, уже исходя из авторского определения самого понятия «русский».

«Русский – это всегда категория наднациональная, – пишет Соловьев, – категория государственного образования, категория культуры и восприятия себя в этом мире, категория внутренней свободы и ощущения справедливости» (с. 31).

Которое, с некоторыми вариациями, красной нитью проходит сквозь всю книгу:

«Русские – это не народ, а принадлежность к русскому государству... Русский народ – это подданные российского государства, величавшего себя Русью» (с. 342).

В общем, старая песня: мол, русских как этноса не существует, а есть якобы только некая наднациональная культурно-языковая общность, сложившаяся на базе государства, и никак иначе. И принадлежность к русскому народу определяется якобы не по вполне конкретным этническим признакам, а по наличию некой культурной и духовной составляющей, по готовности служить во благо российского государства.

Кстати, знаете, какой логический вывод напрашивается сам собой, если принять данные определения на веру? Его, правда, Соловьев благоразумно не делает, очевидно, предоставляя читателю возможность дойти до него самостоятельно... А, между тем, очень простой: нет государства – нет и русских. Полагаю, не надо объяснять, сколь сильно заинтересованы будут в таком повороте общественной мысли враги нашего народа и страны. Сейчас, когда складываются многие предпосылки для реальных угроз целостности России, подрыв русского самосознания, отрицание самого факта существования русских именно как этноса независимо от государственной машины представляет особую опасность. Распадись РФ, приведи к такому финалу бездарная и предательская политика верхушки, и оставшимся на ее обломках русским начнут, я уверен, тут же внушать, что они теперь и не русские никакие, а разные там сибиряки, скобари, ингерманландцы, казаки и т. д., стремясь тем самым исключить какую бы то ни было возможность национальной и государственной регенерации.

Что ж, если г-ну Соловьеву надоели те, кто кричит: «Россия для русских», то мне еще более осточертела другая категория граждан – тех, которые утверждают, что нас, русских, в этническом смысле не существует вовсе. И при этом одинаковое отторжение вызывают у меня и те, кто подходит к обоснованию данного тезиса тонко, иезуитски, прибегая к изощренной подмене понятий, историческим фальсификациям, наукообразной терминологии и псевдорелигиозной демагогии о народе-богоносце, и те, кто, подобно Тине Канделаки, заявляет прямо, не моргнув глазом: «Кто здесь русские? Да вас нет вообще, доказано наукой».

Поэтому давайте отбросим эмоции в сторону и разберемся, что означает понятие «категория наднациональная» применительно к русским, которую употребляет Соловьев. Сколь правомочно вообще ее применение в данном контексте?

Категориями наднациональными (т. е. стоящими над национальными различиями людей) могут являться религия, убеждения, идеология, воспитание, образование и т. д. Словом, все то, что приобретается человеком в течение жизни. Но уж никак не может считаться таковой национальность, которую человек не в силах выбирать, и которая дается ему по рождению. Русская национальность как «категория наднациональная» в данном контексте звучит совершенно абсурдно.

Русский – это прежде всего национальность, принадлежность к русскому этносу. Ни один этнограф в здравом уме не возьмется утверждать, что такого этноса и национальности в природе не существует. Русским нельзя стать, им можно только родиться. Так как же национальность может вдруг сделаться категорией наднациональной? Человек нерусского происхождения, но живущий в России и говорящий по-русски, еще не есть русский. Точно так же, как и русский, живущий вне пределов своей страны, еще не есть нерусский.

Ну а далее происходит банальная подмена понятий. Г-н Соловьев просто объявляет проявления русской этнической культуры (государственное устройство, восприятие себя и своего места в мире) и характерные черты русского этнического характера (например, тяга к справедливости) некими абсолютными категориями, будто бы делающими русских русскими самими по себе, вне этнического начала. И неслучайно далее по тексту он подвергает резкой критике национализм, который «существует в меньшем количестве измерений... всегда упрощает и дает превентивный и примитивный ответ» (с. 31).

Как вообще в данном случае можно противопоставлять национализм русской этничности?

Национализм – это прежде всего политическая идеология, рожденная, кстати сказать, в буржуазном обществе Европы XVIII-XIX вв. и основанная на чувстве любви к своей нации, на ощущении сопричастности к ней, на стремлении отстаивать ее коллективные интересы. Идеология не может заменить собой национальную культуру: она может быть лишь одним из ее воплощений. А культура, в свою очередь, не может ни подменить, ни заменить собой национальность: она сама суть одно из ее проявлений, наглядное доказательство ее существования. Нет национальности – не может быть и национальной культуры. Ведь не возьмется же кто-нибудь, в самом деле, всерьез утверждать, что вдруг сама по себе возникла, существовала и развивалась великая греческая культура без ее носителей – эллинов, римская – без римлян, египетская – без египтян, китайская – без китайцев и т. д.

Да, нерусский по рождению человек может полностью перенять русский язык и культуру (при этом полностью или почти полностью утратив собственную), может даже считать себя русским по духу и культуре (мы такие примеры знаем). Мы можем и будем воспринимать его своим. Но вот быть русским в физическом смысле он не может. И наоборот, русский, полностью утративший собственную культуру и приобщившийся к культуре иной (например, западноевропейской), оставаться при этом русским по этнической принадлежности не перестает.

Разговоры о примесях чужой крови в русском генотипе, на основании которых строятся все эти ложные рассуждения о некоем плавильном котле, стоят на изначально ложных постулатах. Вкрапления чужой крови, если они не массовые и не приводят при этом к утрате собственной самоидентификации и изменению генотипа (а в случае с русским этносом этого не произошло), не могут представлять угрозы для существования этноса. Наоборот, все этнографы, занимавшиеся проблемой еще в советские 1950-60-е гг., отмечают однородность русских как этнической популяции. Это – достоверные научные данные, отраженные в соответствующих трудах и монографиях. Хоть Соловьев в своей книге и выступает категорически против методики генетического анализа, но факты говорят как раз об обратном: русским присущи вполне определенные антропологические признаки (светлая пигментация, преобладание среднего горизонтального профиля и средневысокого переносья, меньший наклон лба и более слабое развитие надбровья и т. д.), отвергать которые – значит отвергать правду, доказывать, что 2х2=5.

И не надо плести про плавильные котлы, про великую культуру, которая якобы появилась вне конкретного этнического ядра, про угро-финских бабушек и тюркских дедушек, будто бы размешавших русскую кровь до степени утраты нами идентификационных антропологических признаков. Еще раз повторю: все разговоры о наднациональном характере русских носят сугубо политический характер. Полным ходом идет демонтаж народа – русского народа. Наряду с его культурой атаке подвергается и этничность. Дошло уже до того, что нас хотят убедить в том, что нас как народа вообще не существует, что есть некая наднациональная общность, неизвестно даже откуда взявшаяся, и не более того. Современным правителям и их идеологической обслуге русские действительно не нужны. Неспроста же в столь большом количестве расплодились те, которые на все лады утверждают, что русских не существует вовсе.

Кстати, столь яростно поносимые большинством современных националистов большевики хоть и говорили о новой исторической общности – советском народе (и говорили не без оснований: такая общность действительно складывалась), но сам факт существования русского этноса никогда не отрицали и под сомнение не ставили. Никому бы тогда и в голову не пришло во всеуслышание заявить, что русские существовали лишь до тех пор, пока существовала Московская Русь с православным царем во главе. Наоборот, начиная со сталинских времен, не только руководители государства, но и руководители национальных компартий неоднократно заявляли с трибун съездов о глубоком уважении и признании исторических заслуг великого русского народа. Не будем сейчас обсуждать вопрос о том, сколь искренне они это говорили. Важно другое: это была официальная точка зрения партии и государства.

Я вовсе не призываю доводить идею этничности до абсурда, вымерять кому-то циркулями и линейками носы и черепа. Но публичное отрицание русской этничности – это наглый вызов русскому народу, который не должен оставаться без ответа.

Что ж, читаем книгу Соловьева далее. В которой он, объяснив читателям, что русский – категория сугубо наднациональная, охарактеризовав советский период нашей истории тем, что к власти в это время пришли «люди по своей природе бездарные» (с. 74) (которые при этом непонятно как создали мощнейшую сверхдержаву), назвав в числе основных причин падения советской власти притеснения евреев в СССР (?!), повел атаку на историю Великой Отечественной войны. Причем повел все в том же иезуитском ключе, на словах вроде бы признавая ее справедливый характер и героизм нашего народа, но исподволь внедряя абсолютно чуждую и враждебную трактовку ее причин.

Оказывается, для России и русского народа Великая Отечественная война носила характер не страшного испытания, а искупления.

За что? За грех безбожия и коммунизма. Так прямо и пишет, не стесняясь: «Вдруг стало ясно, что если для немецкого народа эта война носит характер наказания, то для нас – искупления. Ужас заградотрядов и бесчинства СМЕРШа, подлость верховного командования и его же мудрость, предательство генерала Власова и достойный древних римлян стоицизм генерала Карбышева – все это оказалось колоссальным искупительным, поворотным моментом истории русского народа» (с. 111).

Честно говоря, от подобного проявления цинизма просто оторопь берет. Оказывается, 20 млн наших людей погибли во искупление греха! В Белоруссии каждого четвертого жителя немцы уничтожили во искупление греха! В блокадном Ленинграде дети умирали от голода во искупление греха! Т. е. по Соловьеву выходит, что все они погибли едва ли не закономерно. Они должны были погибнуть, ибо нагрешили, сами виноваты, так, мол, им и надо. Ведь именно такой вывод напрашивается, если перевести подобные авторские умозаключения с языка псевдоцерковного на мирской.

Я уже не говорю о том, какого же масштаба грехи, какого масштаба историческую вину Соловьев возлагает на наш народ, если объявляет столь чудовищную цену искупления! Вот интересно, где-нибудь, к примеру, во Франции пришло бы в голову кому-нибудь из известных журналистов и телеведущих объявить гитлеровскую оккупацию и все связанные с ней бедствия искуплением за грехи Великой французской революции? И как бы к подобному заявлению отнеслось французское общество?..

Завершая тему войны, я сознательно оставлю без комментариев заведомо предсказуемые нападки Соловьева на пакт Молотова – Риббентропа, на внешнюю политику Сталина, на руководство военными действиями Жукова и т. д. Он в них не оригинален и ничего принципиально отличного от измышлений какого-нибудь Сванидзе с Млечиным не демонстрирует. Важно другое. Используя фактор религии, Соловьев фактически дует в одну дуду с нынешними «десталинизаторами» из Комиссии по развитию гражданского общества, которые объявляют СССР ни много ни мало одним из виновников Второй мировой войны.

Поэтому, исходя из вышесказанного, стоит ли удивляться тому, что разрушение СССР и падение советского строя, хоть и признавая сквозь зубы всю их трагичность для народа, г-н Соловьев в конечном итоге объявляет благом?

«Советский Союз для нас, конечно, Египет (здесь он прямо апеллирует к библейской легенде об исходе евреев под предводительством Моисея из Египта. – И.Б.), причем Египет в первую очередь духовный, где мы сами осознанно согласились с рабской долей в обмен на государственный достаток» (с. 335).

В принципе, упорные рассуждения о «советском рабстве» (которое, однако, не помешало создать советским людям культурные шедевры и совершить величайшие научные достижения, восхитившие все человечество, что, кстати, Соловьев нехотя признает), исходящие от медийных персон, в наши времена – вещь банальная. Гораздо сложнее представить тех, кто, постоянно крутясь на телевидении, о нем не рассуждает. Здесь важно другое. Демонизируя Советский Союз, стремясь опорочить русского советского человека, Соловьев опять прибегает к религиозной риторике. Понимаю, разглагольствования а-ля Солженицын и Сахаров к настоящему моменту несколько приелись, и для оболванивания людей, для внушения им чувства отвращения к едва ли не самому величественному периоду собственной истории требуются свежие приемчики. К числу таких, безусловно, относятся эксплуатация религиозных чувств и весьма новаторское определение русских как евреев современности. Которые, как когда-то древние евреи, должны, по мнению Соловьева, также совершить исход из своего Египта, имя которому – русско-советская цивилизация.

Но куда же зовет нас г-н Соловьев из «советского Египта»? Здесь он, надо сказать, весьма оригинален: «Нравится нам это или нет, но боюсь, что должно смениться не одно поколение, прежде чем забудется рабство Советов и сможет воссиять новая путеводная звезда, ведущая нас к Земле обетованной – нашему духовному Израилю» (с. 341).

Т. е. зовут нас, оказывается, не в Россию, не на Русь и даже не в Европу, а в Израиль (хоть и в «духовный»)! Честно говоря, как-то не вяжется такой патетический призыв с реальной практикой (что политической, что духовной) современного израильского государства, построенного, как известно, на принципах жесткого этнического национализма. Который, в свою очередь, г-н Соловьев на протяжении всей книги подвергает жесткой критике.

Напомню, что одним из основных столпов иудаизма – национальной религии евреев – является идея их богоизбранности. Сами иудеи трактуют ее как некую особую миссию по донесению истин до человечества, которую возложил на них сам бог. Другие видят в этом аспекте иудейской религиозной доктрины зерна идеи о собственной исключительности и превосходстве над остальными. Не буду сейчас заниматься выяснением, какое же из этих мнений верное. Просто приведу цитату:

«Таким образом, антисемитизм по своей сути представляет собой не отторжение евреев (а именно к этому он в подавляющем большинстве случаев и сводится. – И.Б.), а отрицание существования Бога, именно евреев выбравшего свидетелями своего существования, что навсегда оберегает этот народ от возможности поголовного уничтожения. Мало того, самый надежный способ вызвать на свою голову Божий гнев – это попытаться уничтожить евреев, и существует огромное количество исторических свидетельств в поддержку этого утверждения» (с. 304).

Я бы не удивился, если бы подобное откровение принадлежало активисту сионистского движения или просто государственному или религиозному деятелю Израиля, но когда подобное изрекает один из популярных российских телеведущих, чьи передачи смотрит вся страна, становится как-то не по себе. Такое впечатление, что свой «духовный Израиль» он уже обрел, причем не выезжая за пределы Москвы. Стоило бы заметить, что современная Россия, вообще-то, государство светское, и никаких групп или народов, проповедующих свою религиозную исключительность, в ней, согласно действующему законодательству, быть не может. Если бы подобное высказывание принадлежало деятелю русского движения (с заменой, разумеется, слов «евреи» на «русские» и «антисемитизм» на «русофобию»), то можно было бы с очень большой долей вероятности предположить, что ему в прокуратуре «пришили» бы 282-ю статью. Но, как видно, не одни лишь выходцы из Чечни в современной РФ «равнее других».

Кстати, скромностью в вопросе определения исторической роли еврейского народа в человеческой истории г-н Соловьев явно не страдает. В частности, пытаясь понять причины многовековой жизни евреев в рассеянии, он пишет:

«Возникает справедливый вопрос: а что делали евреи во всех этих странах? Думаю, они давали шанс великим империям осознать суть своего существования. Ведь давно было замечено, что даже самые великие государственные образования все равно оказываются обречены на деградацию и падение. Должно быть, им не хватало света – того самого, что крошечными искорками присутствовал в душах синайских свидетелей» (с. 307).

Кстати, а как же в таком случае быть, к примеру, с Индией или с Китаем? Ведь их история уходит в такие глубины веков, когда ни о каком Моисее с его Пятикнижием люди еще и слыхом не слыхивали. И как же они в таком случае, если принять утверждение Соловьева о великой мессианской роли евреев для человечества, веками и тысячелетиями обходились без «света в душах синайских свидетелей», приходя в упадок и возрождаясь сами по себе, без какого-либо ощутимого присутствия или участия евреев в их жизни вплоть до настоящего времени?

Увы, узость мышления ряда последователей авраамических религий (из которых, кстати, во многом проистекает и пресловутая доктрина европоцентризма) не позволяет нам взглянуть на человеческую историю объективно, реально сопоставить исторические и культурные достижения малопонятных нам великих цивилизаций Востока с собственными. И подобная близорукость может сурово аукнуться в весьма недалеком будущем, когда и странам Запада, и России придется лицом к лицу столкнуться и с вышедшим на мировую арену Китаем, и с набравшей мощь Индией.

На этом, пожалуй, я завершу цитирование. Все тезисы книги в одной статье все равно не прокомментируешь. Здесь важно отметить другое: современная Россия и русский народ, по всей видимости, представляются правящей «элите» и ее идейной обслуге уже настолько обреченными, деградировавшими и бессильными (в т. ч. и в духовном плане), что они не считают нужным демонстрировать хотя бы даже видимость уважения. Именно этим вызвана природа всех этих кощунственных заявлений о том, что русских как этноса не существует, колоссальные жертвы Великой Отечественной войны являются искуплением за великие грехи, а всем нам следует стремиться в духовный Израиль. Все прочие рассуждения о коррупции, падении нравов, разорении промышленности, никчемном фурсенковском образовании, сущности демократии, проблемах с мигрантами и т. д. выполняют функцию отвлечения внимания и по сути своей сводятся к незатейливой формулировке «вода мокрая», посредством многократного и разновариантного повторения которой нам исподволь пытаются внушить комплекс вины и чувство отвращения к себе и своему прошлому.

Зачем? Затем, чтобы мы поскорее устремились к тому состоянию, которое г-н Соловьев весьма откровенно назвал «духовным Израилем». Ведь, судя по всему, ему там будет очень хорошо».

© Игорь Бойков, 2011