Здоровье человека в его духовном стержне, здоровье нации в её духе. Поэтому, пока дух народа не удавлен, иноземные «учителя» не успокоятся: будут капать тебе на темечко каждый день.

Народ состоит из людей. Вот и начни оздоравливать нацию с себя. Исцелись сам, помоги соседу, он другому и т.д. Надеяться больше не на кого. Болеть дорого, умирать — ещё дороже. Живи вечно.

Начинать самоисцеление надо с переоценки жизненных ценностей и с восстановления внутренней гармонии. Начнём сейчас же.

Делаем карты

Перед тобой рисунки, выполненные в форме карт. Они двусторонние: содержание лицевой части каждой карты совпадает с символическим смыслом тыльной её части.

Скопируй эти рисунки на бумагу. Из полученных копий ножницами аккуратно вырежи картинки. Потом сложи лицевые изображения карт с соответствующими им тыльными так, чтобы получились двусторонние карты. Не перепутай верх с низом. Посмотри на свет и убедись, что изображения совпали.

Аккуратно склей листочки между собой. И обклей полученные карты прозрачной плёнкой для обёртывания книг.

Лечимся

Ты самостоятельно изготовил три лечебные карты. Рассмотри их. Видишь, это не неодушевлённая компьютерная графика. Карты нарисованы от руки, поэтому производят впечатление «живых». Секрет их лечебно-информационного воздействия прост: он кроется в глубине символического смысла изображений и в золотом сечении.

Согласно формулировке Всемирной Организации Здравоохранения, под здоровьем будем понимать состояние физического, социального и психического благополучия. Следовательно, под исцелением (восстановлением целостности) понимай не только лечение организма, но и достижение душевной гармонии, изменение окружающих причинно-следственных обстоятельств и восстановление благоприятной среды вокруг себя. Т.е. исцеление — воздействие комплексное.

Десять лет назад действие карт было проверено практикой на большом количестве людей обычных и тех, кто обладает особой чувствительностью («экстрасенсорной» — слово какое-то противное). Причём, люди книгу («Веда славяньска») не читали, поэтому символику своим рассудком не воспринимали. Кроме того, была соблюдена корректность эксперимента: действие проверялось без объяснения и предварительного обещания будущих ощущений, чтобы исключить, насколько возможно, какой-либо эффект внушения. Интересно было наблюдать за реакцией скептиков, у которых удивлённо поднимались брови.

Выбери ту карту, которая тебе больше нравится в сей момент. Возьми её двумя пальцами (большим и указательным) той руки, которой тебе удобнее. Ты сам для себя решишь, какая рука более чувствительная.

Теперь расслабься и ни о чём не думай. Постарайся. Не внушай себе ничего, только вслушивайся в себя. Ощущения очень тонкие.

Большинство людей чувствуют тепло в пальцах даже на морозе. Некоторые чувствуют лёгкое покалывание в пальцах или пульсацию (вибрацию). Кое-кто ощущает слабую ломоту в кисти руки или теплоту в больных суставах. Ощущения могут быть разные. Когда чувствуется лёгкое головокружение, слабость и «улетание» — это говорит о хорошем эффекте.

Эти простенькие картинки восстанавливают твою внутреннюю гармонию и исправляют твои болячки. Смотришь, и жизненные обстоятельства твои светлеют. Карту не обязательно долго держать. Эффект воздействия сохраняется до тех пор, пока ты какой-нибудь дурной мыслью или раздражением не сотрёшь его. В суете ведь живём. Но карты всегда у тебя под рукой, и ты можешь пользоваться ними неоднократно.

В том, что ты сейчас прочитал, нет никакого надувательства. Ты всё можешь проверить сам на себе. А заодно убедиться в степени своей чувствительности.

Нет необходимости сосредоточивать своё внимание на каком-то больном органе. Ибо Бог и твоё освобождённое от внутренних зажимов подсознание (душа) сами знают, что и как для тебя лучше. Ведь если болит где-то — вовсе не значит, что причина болезни находится именно там. Расслабься и доверься Богу полностью. Представь, что ты ремонтируешь телевизор, а трёхлетний ребёнок лезет к тебе под руки и хватается за горячий паяльник с искренним желанием помочь тебе. Также и ты, пытаясь рассудком помочь Богу, только мешаешь Ему. А нужно только расслабиться и довериться. «По вере вашей...»

И уж, конечно, напрасно ждать лечебного эффекта, если ты держишь карту в руке и при этом рычишь на ближнего. Ибо твоё зло заглушает тонкие вибрации, как рёв неистовой толпы забивает тихий голос мудреца.

Не пытайся с помощью карт насылать заклятия или желать кому-то худое. Сразу же получишь всё это сам и твои родные. Впрочем, если неймётся, попробуй и проверь. Но не обессудь. Карты надо брать для добра и с верой в добро.

Когда ты проверишь эффект на себе и убедишься в его присутствии, тогда ты сможешь использовать карты так, как тебе удобнее: согревать себя зимой, прислонять к щеке при зубной боли и т.д. Вреда от них нет, поэтому можешь смело экспериментировать сколько угодно.

Карты — всего лишь бумага. Не надо их есть и этим самым смешить людей. Тебя лечит не бумага, а информация, поэтому можно просто смотреть и медитировать. Тебе, постоянному читателю сайта, прошедшему часть духовного пути, медитировать легче, чем человеку непосвящённому.

С твёрдой уверенностью в успехе самоисцеляйся и не забывай при этом каждый раз благодарить Бога.

Сон

Лечить только тело бессмысленно, ибо его болячки — это проявленные следствия причин, которые в духе. Поэтому сон лечит.

Когда ты спишь, ты вроде бы отключаешься от внешнего мира. Но бывает сон глубокий, при котором ты спишь как убитый. А бывает сон чуткий, когда даже лёгкий шорох тебя будит. Степень погружения в сон бывает разная, и тому есть много причин. Так или иначе, а все окружающие тебя звуки воспринимаются твоим подсознанием, когда рассудок спит. Это свойство сознания некоторые используют для обучения во сне, когда подсознание обнажено, т.е. не защищено фильтром рассудка. Неграмотно составленные обучающие (во сне) программы увечат твоё здоровье и способствуют твоему отупению.

Можно было бы эффективно исцеляться во сне целой стране под тихую музыку из радиоприёмника, если бы этого захотело государство, в котором ты живёшь. Но в наших условиях спать при включённом радиоприёмнике не только вредно, но и опасно. Ибо по радиосети транслируется политический и прочий трёп, нахальная реклама, тупой реп, психоразрушительный забойный рок, откровенно вампирические слово- и звукосочетания и прочая примитивная нечисть. Редакторов радиовещания, да и государственных мужей, нисколько не заботит твоё здоровье. И ни в одной стране не существует психологической цензуры. Да и кто может быть цензором? Психолог? Этого мало.

Искусство составления музыкальных лечебных программ намного сложнее и тоньше, чем кажется на первый взгляд, и требует высокого профессионализма. Здесь нужен настоящий, а не самозванный маг.

Для себя (и только для себя!) на свой вкус ты можешь попробовать записать на свой страх и риск лечебный концерт. И не один, ибо то, что надоедает, становится противным. Лучше, если он будет состоять из пения птиц, шума дождя, «космической» музыки, завывания вьюги (по сезону), симфонических произведений (далеко не всех), экзотического пения примитивных народов: хорового, протяжного и спокойного. Но избави тебя Бог от барабанного грохота, навязчивого ритма, угнетающего сочетания звуковых частот и внушения. Никаких слов. Поэтому песни не подходят. Для включения текста требуется тщательнейший магический анализ каждого слова, слога, звука и ударения (педалирования). Это под силу только настоящему мастеру. Существующие лечебные психологические тексты можно использовать только во время бодрствования.

Лучше обойтись только музыкой. Но и здесь помни, что она бывает «жаркой» и «холодной», «влажной» и «сухой»; разных «цветов», «вкусовых» качеств и т.д. Поэтому для каждого пациента, для каждого диагноза лечебный концерт в идеале нужно составлять индивидуально.

Всякое прямое вмешательство в подсознание (кодирование, зомбирование, гипнотизирование) опасно. Ввести пациента в гипнотическое состояние могут многие. А дальше что? Что при этом и как внушать? Прочитав сию книгу и прикоснувшись только к намёкам о тайнах составления словесных формул (мантр), ты понял, что дело это тонкое и индивидуальное. Хороший врач-гипнотизёр, работая с пациентом, вынужден на ходу импровизировать, руководствуясь чутьём своего таланта. И здесь велика вероятность ошибки. Одно неосторожное слово может сильно навредить.

Гипнотический сеанс — это хирургическая операция на душе (а не на теле). Операция на том, чего не видно. Здесь врачебная небрежность дорого стоит. Врач должен уметь полюбить пациента. Но много ли ты видел врачей, которые хотя бы уважали больных?

Назрела необходимость ввести в обиход новое понятие — «психологическая стерильность».

Во сне, в утробе матери, в обмороке, под гипнозом, под общим наркозом человеческое подсознание (душа) не защищено рассудком от прямого влияния окружающих. Всё услышанное записывается в информационно-энергетическом поле. Но человек этого не помнит.

Часто люди разговаривают во сне. А пациенты, находясь под наркозом, разговаривают на операционном столе. Хотя потом об этом ничего не помнят. Во время операции врачи и медсёстры между делом болтают о том, о сём, сплетничают, хихикают, обсуждают «прелести» больного, разговаривают с ним, выведывая его интимные, сокровенные тайны. Операция проходит весело и с хохотом. Вот так, по дремучести своей не соблюдая этических правил психологической стерильности, медперсонал калечит больного. Вот почему после пережитого наркоза у многих людей впоследствии возникает много проблем со здоровьем.

Приобретённые комплексы, внушённые «связки» и т.д. проявляются совершенно неожиданно. Идёт где-то в городе человек и слышит фразу, совпадающую с той, которую слышал на операционном столе. И ему вдруг становится плохо, запускается механизм новых болезней... И никто не может понять почему. А ведь это и есть самая настоящая «порча», о которой так много говорят. [Испытывая в бою состояние аффекта (эйфорию ужаса), солдат впоследствии обречён болеть «вьетнамским» («афганским») синдромом. Заикание и прочие патологии у детей — результат проявления набранной в утробном состоянии «грязной» информации. Кармические (полевые) болезни таблетками не лечатся.]

Мы все ведём себя грубо и безграмотно по отношению к ближним. Умей искренне пожелать человеку спокойной ночи и беречь его сон.

Плач и смех

Плач и смех — бинерные крайности. Но, что толку жалеть себя, ныть, выть и плакаться? Признаки слабости лучше не демонстрировать. А вот слёзы умиления или сострадания и сочувствия другому очищают душу. Переживая чужую боль, ты исправляешь свою Карму. Ибо то, что тобой уже пережито, судьба вряд ли тебе подбросит. Поэтому быть чёрствым эгоистом невыгодно. Ты лучше плачь за другого, а в отношении себя высуши глаза, ибо сквозь слёзы плохо видно.

Со смехом всё наоборот. Смеяться над другими может быть и приятно, но считается дурным тоном. Насмешливость наказывается. Старая примета: сильно смеялся, жди неприятностей. А вот смех над собой — истинное исцеление, освобождение от психологических зажимов, раскрепощение, расковывание. Посмеиваясь над своими слабостями, расслабляешься и сбрасываешь лишнее. Не бояться стать объектом насмешек и уметь подтрунивать над собой — признак интеллигентности и силы.

Карма

Человек рождается в новую жизнь со своей Кармой. Бессознательно развиваясь в утробе и сознательно подражая родителям в детстве, человек таким образом наследует родовую Карму. Это не нужно доказывать. Ты сам видишь немало семей, в которых дети повторяют судьбу родителей и передают её по эстафете. Поэтому каждый родитель мечтает породнить своего дитяти с хорошей семьёй.

Каждому приходится в жизни крутиться, изворачиваться, ловчить, грешить направо и налево. Накапливается кармический груз. Может быть, что-то и сходит с рук, но ничего не проходит бесследно.

Как убийство беззащитного отличается от уничтожения агрессора в равном поединке, так и каждый поступок имеет свой вес. Обычно человек спорит со своей совестью, не зная, что она есть вестник Божьего суда. Тяжёлый урон наносит человеку вероломство (веро-ломство).

Представь, к примеру, двух влюблённых, которые вошли в душевный контакт. Неважно, что она лопочет на языке нюмбу-юмбу, а он на марсианском. Слова не имеют никакого значения, и можно говорить, что угодно и как угодно. Влюблённые прекрасно понимают главное и сокровенное — состояние друг друга. Любящая душа, как цветок, раскрывается и становится доверчивой, ранимой и беззащитной. Открытые души общаются без слов на неземном языке. Тревогу, радость, боль, грусть и т.д. они ощущают сердцем.

[Слово «психе» (душа) ― ―обозначается слиянием женской и мужской вторых (половых) чакр ― двух половинок целого и единого. ]

«И враги человеку — домашние его». Души чувствуют души. Чувства обмануть невозможно, но легко обмануться в чувствах. Среди людей встречаются дьяволы с ангельским обличьем, вероломно питающиеся верой, надеждой и любовью. Это великолепные артисты в жизни, которые лицедействуют не словами, а искренним притворством. И это не роль. Они сами верят в свой обман, загнав совесть в глухие потёмки души. Фраза «искренний обман» абсурдна. Раздвоение. [«Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит».] Эту цитату полезно усвоить не только политическим сепаратистам, но и всякому живущему двойной жизнью. К искренней мимикрии души склонны, как правило, скрытые неврастеники шизоидного типа. [Граф Орлов и княжна Тараканова. Оба персонажа достойны пристального внимания психолога.]

Обмануть и предать распахнутую душу — значит нанести ей тяжёлую кармическую травму. Оглянись вокруг. С таким отпечатком в подсознании бродит много народу. Захлопнувшиеся, заледенелые, недоверчивые, часто циничные люди, как правило, теряют способность любить. Подобное лечится подобным. Кармические травмы лечатся любовью.

«Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил» (А.Экзюпери). Бог есть любовь. Убийца любви (в себе или в другом) наносит по себе и по своим детям кармический удар. Предавшие родителей (читай заповеди Моисея) тоже не минуют кары. «Карма» и «кара» — слова тождественные. Кар-ма — кара моя. Како-Аз-Рцы-Мыслете-Аз. В имени оперной героини Кармен слышится что-то трагическое (карающий человек).

Люди просвещённого века, начитавшись о Карме и призадумавшись о своей судьбе, бегут к ближайшему шарлатану снимать «порчу». Тот слегка поколдует, почадит свечкой, помашет перед носом руками и... готово, «следующий, кто там на очереди». И поп грехи не отпустит. Карму надо пережить.

Всё гораздо сложнее. Судьба искушает и плетёт вокруг разные ситуации. Сегодня ты — палач, а завтра — жертва. И ты сам, небось, уже не раз побывал в разной шкуре. Поэтому в человеке всё намешано и запутано в причинно-следственный клубок, ниточки которого тянутся к другим таким же клубкам.

Кармический грех убийства любви человек должен перестрадать сам. Целитель может помочь только намёком (а не советом). Ведь каждый считает себя пострадавшим по слепоте своей. Человек сам себя карает, но ищет виноватых на стороне. Взявшись отводить кармическое возмездие от пациента, целитель не достигнет цели, но сам пострадает. Скажи сам себе: «Не мне судить и не аз воздам». Человек волен сам решать за себя. Нельзя за него убирать барьеры, которые он сам себе наставил для прозрения, преодоления и поумнения. Ибо тут же возникнут новые, да ещё похлеще.

Можно сопереживать, сострадать и сочувствовать человеку. Но нельзя за человека чувствовать, страдать и пережить его жизнь.

Понятлив тот, кто сам вдоволь нахлебался. Тепличному выпускнику психологического факультета можно заниматься эргономикой, тестированием, дизайном, рекламой, работать имиджмейкером (слова-то, слова какие!), но прикасаться к живым душам нельзя.

Если человек прошёл порог посвящения, он может лечить кармические травмы любовью, ибо умеет управлять чувствами. Здесь идёт речь не о старой истине о том, что два любящих человека могут взаимоисцеляться и поддерживать друг друга долгие годы, а о механизме целительства.

Любовь — сильнейшее средство для исправления Кармы. В этом лекарстве есть и мёд, и яд. Любая ошибка чревата последствиями для пациента и целителя. Обычное лекарство больному дают в виде таблеток или уколов. Это лекарство для тела. А как влить в заледенелую душу пациента тёплую любовь, чтобы он оттаял — это проблема. Чтобы сотворить чудо, целитель должен уметь ввести себя в особое состояние самовнушённой любви.

К этому сильному средству можно прибегнуть, если пациент стоит этого. [«Есть много животных в мире, имеющих форму человека» (Евангелие от Филиппа. Апокриф).] Злого, неприятного и самовлюблённого человека маг просто не сможет полюбить. С толстокожим и самоуверенным возни много. Если человек ещё трепыхается в самомнении, просто лень тратить силы и время на преодоление его упрямства и недоверия. А когда человек уже на дне депрессии весь в слезах и соплях, и нет надежд, его легче поднять. Кто спасал утопающего, поймёт.

Маг по-настоящему влюбляется в пациентку (c пациентом сложнее), которая об этом даже не догадывается, ибо полностью поглощена собой. Внешне непроявляемые чувства (нежность, жалость, сострадание и т.д.) настраивают мага на тонкую волну общения душ. И тогда магическое (без внушения) и психо-энергетическое воздействия становятся намного эффективнее.

Душевные подсознательные импульсы, образы, мысли и мантрические формулы, внутренний диалог с Богом, который во вне и внутри души пациента — весь душевный и рассудочный процесс внутри мага во время сеанса и после него (!) описывать нет смысла. Во-первых, этому не научишь, во-вторых, какого-то универсального шаблона не существует. Для каждого человека подыскивается свой ключ и свой метод.

А ведь маг не лечит, а всего лишь помогает человеку исцелиться. Лечение любовью может сотворить то, что недоступно психиатрии безучастных врачей.

Можно привести пару примеров из собственной практики. Я не врач. Лечение – не моё дело. Я весьма скептически отношусь ко всяким самозваным «целителям». Но я пробовал (более 10 лет назад) ради изучение магии самого процесса воздействия: как чисто психологического, а так же информационно-энергетического (без внушения). Ведь для того, чтобы иметь право что-то утверждать или писать, ты сам должен через всё пройти и всё перепробовать на себе. Для получения объективных данных врачи областного диагностического центра (в кабинете МРТ) проверяли, как «железо» и пациенты реагируют на мои руки. Реагируют, хотя с целью исключения какого-либо внушения их не предупреждали. «Энергетический потенциал» увеличивается в среднем на 70%. Но я думаю, что это золотое сечение, то есть – увеличение на 61,8%. Двое пациентов опьянели от «обработанной» мыслью воды, что меня и врачей весьма развлекло и озадачило.

[Примеры из практики

Уровень №1 (сравнительно простой). Пациентка с тяжёлой Кармой. Неоднократно по несколько месяцев безуспешно лечилась в психбольнице. Хотя лечила её хороший опытный врач. Глубокая депрессия с навязчивой мыслью о самоубийстве. Душевную боль ощущает физически. Боль во всём теле. Бессонница. По утрам сильное сердцебиение. Апатия к словам и книгам. На этот раз её самоунижение происходит на почве сильной, но неразделённой любви. Худеет и сгорает от любви попусту. Увещевания почти не воспринимает. Производит впечатление низкого интеллекта (начинаешь понимать, что такое «отупеть»).

Трехмесячный психологический курс (я упёрто озвучивал ей абзацы из «Евангелия самому себе», тупо объяснял их и комментировал) полностью поставил пациентку на ноги. При этом я сам получил сильный кармический удар по своим родным в виде несчастного случая. Последствия удара благополучно пережиты и стёрты. Это был хороший жёсткий урок, из которого сделал вывод: за вмешательство в чужую Карму даже с благими намерениями обязательно получишь по зубам, если не владеешь техникой безопасности. Лихо лезть в божий промысел – занятие не для дилетанта.

Прошло более 10 лет. Рецидивов болезни у пациетки нет. Живёт нормальной жизнью.

Уровень №2 (сложный). Деловая энергичная женщина, преподаватель английского языка. Обвал кармических накоплений. Развод со вторым мужем, которого, ненавидя, любит. Потеря квартиры. Обоюдная громкая взаимонеприязнь с родителями, которые вздумали между собой разводиться, делить квартиру и выпроводить дочь (пациентку) с детьми. Старшая дочь вдруг бросила школу и, уйдя в проститутки, неделями пропадает неизвестно где. Беспомощное отчаяние, депрессия, выплаканные глаза.

Один пятиминутный сеанс прямо на улице. Просто молча посидели рядом. Во время и после сеанса в течение дня ощущала сильное головокружение и частичную потерю чувства реальности. На следующий день счастливая и улыбающаяся пациентка рассказала, что именно в минуты сеанса произошёл перелом судьбы. Приехав домой, она застала притихшую дочь, спокойных родителей, внимание и участие близких, окружающих и т.д. Все проблемы мгновенно утряслись. Пациентка предупреждена, что эффект лечения сохранится до тех пор, пока она сама не сотрёт его мыслью или действием. Всё у неё нормально до сих пор, хотя прошло более 10 лет.

Для проверки этого случая астрологом (хотя я им не очень-то верю) был сразу же составлен на пациентку гороскоп. Оказалось, что день и час лечебного сеанса точно совпал с предрешённым по гороскопу моментом судьбоносной встречи пациентки с чем-то неординарным и решающим, чем-то ключевым в её судьбе.

Чудо можно списать на совпадение, если отказаться от мысли, что Бог кости не бросает.]

После лечения любовью начинаются сложности выхода. Маг отпускает исцелённую пациентку, но ведь в нём остаётся любовь к ней. Эта нешутейная проблема может неопытного или самолюбивого целителя выбить из колеи. Резко убивать любовь нельзя. Её шлейф растворяется постепенно. Маг обязан уметь справиться со своими душевными переживаниями тайно, чтобы душа пациентки ничего не почувствовала. В противном случае возможен рецидив болезни (и удары по окружающим).

Лечение любовью — это самопожертвование, принятие болезни в себя и сжигание её в себе. Решившись на подвиг во имя ближнего, неопытный целитель сгорит сам и покалечит пациента. Ибо тогда пациент понесёт кармическую ответственность за целителя. Почему так? Это просто объясняется: если во имя тебя, защищая тебя от тебя, пострадал любящий тебя человек, совесть не даст покоя.

Люди этого не понимают. Им вынь и положь на блюдечке здоровье, богатство и счастье немедленно и всё сразу. Ведь внешне всё выглядит легко и просто.

Человеку: проси, но не требуй.

Магу: не просят, не делай.

Судьба разборчива и капризна. Любовь — это подарок судьбы, но люди, достойные любви, встречаются не каждый день.

А ты призадумайся, есть ли смысл у выражения «лекарство от любви».

Кумиры

Тело тленно, мысль бессмертна. Человек есть мысль. Каковы мысли, таков человек. Заимствованные мысли делают людей похожими. Своя мысль основывает индивидуальность. Много чуждого в тебе, но что-то твоё есть в других.

Ты — человек, поэтому твори свою мысль, но не обожествляй её. Не сотвори себе кумира.

Чтобы исцелить себя и помочь ближнему, надо понять простое: каждый человек страдает от сотворённого им же кумира — навязчивой идеи. Один помешался на деньгах, другой взбесился от власти, третий без ума от славы, четвёртый влюбился без ума, пятый озверел от силы, шестой отупел от страха, седьмой сдвинулся от самомнения, ...все заполитизированы обманом.

Не круши кумиры. Ибо, отрицая, утверждаешь. Не переубеждай, не перевоспитывай, не высмеивай, не унижай. Чем ругать несовершенство, лучше создай более совершенное и покажи его.

Побеждай не разрушением, а созиданием. Ты сотвори рядом такой кумир, чтобы в сравнении с ним все остальные оказались ничтожными. А что может быть самым чистым и незыблемым? Абсолют, Бог, Истина, Любовь. Рядом с этой Мыслью все кумиры рассыпаются сами по себе.

Подавляющее число людей не нуждается ни в каком лечении, но в открытии глаз. Им только нужно спокойно и доходчиво объяснить, что они богоподобны, бесконечны, неисчерпаемы, талантливы и свободны. И они сами поднимутся с колен и воспрянут.

Найди Бога в себе. И пусть Он воскреснет в тебе. Вот тогда ты почувствуешь себя Человеком.

Омар ибн аль-Фарид

Исцелять могут и священные тексты. Такие есть в каждой религии. Ты наслышан об арабских мудрецах, но, взявши в руки Коран, никакой особенной философии в нём не увидел. Что ж, Восток — дело тонкое.

В VIII веке возник суфизм — мистико-герметическое философское течение внутри ислама. Считается, что «суфий» значит «облачённый во власяницу». Первые суфии были монахами-аскетами. Но ты вслушайся в созвучие слов «суфий» и «софия». Суфизм перерос рамки мусульманской ортодоксии и стал самостоятельной теософской системой. Арабские учёные мистики, позаимствовав знания у неоплатоников и гностиков, создали собственное учение. Оно не противоречит герметизму, а обогащает его. Своё учение суфии излагали не только в научных трактатах — их излюбленной формой была поэзия.

Суфизм преобразил традиционную поэзию, ввёл в неё особый, символический стиль. Арабская мистическая поэзия не лучше и не хуже славянской или индийской. Она иная.

Крупнейший поэт-суфий — египтянин Омар ибн аль-Фарид (1180-1234) жизнь провёл в уединении недалеко от Каира. Суфии почитали его как учителя, святого; согласно преданию, его поэмы распевали на радениях. Омар ибн аль-Фарид достиг Посвящения. Ты в этом убедишься сам.

Настало время познакомить тебя с библиографической редкостью — отрывком из поэмы «Большая таыйя», содержащей рассказ о мистическом опыте поэта-философа. Непосвящённый европейский читатель в ней мало что поймёт. Но ты, ознакомившись с герметической философией, сам убедишься, насколько ты вырос. И пусть это чтение будет тебе своеобразным экзаменом. Сейчас ты соприкоснёшься с истинным шедевром.

Аллегории (солнце, луна, вода и т.д.) тебе понятны. Под вином опьянения автор понимает состояние мистического озарения, а под возлюбленной поэт подразумевает не женщину, а духовность, свою душу. Душа индивидуальная и общая, единая для всего живого, т.е. — Бог.

Читай вдумчиво, и ты взлетишь,… если готов.

Фрагмент поэмы Омара ибн аль-Фарида «Большая таыйя» (перевод с арабского Зинаиды Миркиной).

* * *

Глаза поили душу красотой...

О, Мирозданья кубок золотой!

И я пьянел от сполоха огней,

От звона чаш и радости друзей.

Чтоб охмелеть, не надо мне вина —

Я напоён сверканьем допьяна.

Любовь моя, я лишь тобою пьян,

Весь мир расплылся, спрятался в туман,

Я сам исчез, и только ты одна

Моим глазам, глядящим внутрь, видна.

Так, полный солнцем кубок пригубя,

Себя забыв, я нахожу тебя.

Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты

Земного мира, — исчезаешь ты.

И я взмолился: подари меня

Единым взглядом здесь, при свете дня,

Пока я жив, пока не залила

Сознанье мне сияющая мгла.

О, появись или сквозь зыбкий мрак

Из глубины подай мне тайный знак!

Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ

Моим мольбам раздастся только: «Нет!»

Скажи, как говорила ты другим:

«Мой лик земным глазам неразличим».

Ведь некогда раскрыла ты уста,

Лишь для меня замкнулась немота.

О, если б так Синай затосковал,

В горах бы гулкий прогремел обвал,

И если б было столько слёзных рек,

То, верно б, Ноев затонул ковчег!

В моей груди огонь с горы Хорив

Внезапно вспыхнул, сердце озарив.

И если б не неистовство огня,

То слёзы затопили бы меня,

А если бы не слёз моих поток,

Огонь священный грудь бы мне прожёг.

Не испытал Иаков ничего

В сравненье с болью сердца моего,

И все страданья Иова — ручей,

Текущий в море горести моей.

Когда бы стон мой услыхал Аллах,

Наверно б, лик свой он склонил в слезах.

О, каравана добрый проводник,

Услышь вдали затерянного крик!

Вокруг пустыня. Жаждою томим,

Я словно разлучён с собой самим.

Мой рот молчит, душа моя нема,

Но боль горит и говорит сама.

И только духу внятен тот язык —

Тот бессловесный и беззвучный крик.

Земная даль — пустующий чертог,

Куда он вольно изливаться мог.

И мироздание вместить смогло

Всё, что во мне сверкало, билось, жгло —

И, истиной наполнившись моей,

Вдруг загорелось сонмами огней.

И тайное моё открылось вдруг,

Собравшись в солнца раскалённый круг.

Как будто кто-то развернул в тиши

Священный свиток — тайнопись души.

Его никто не смог бы прочитать,

Когда б любовь не сорвала печать.

Был запечатан плотью тайный свет,

Но тает плоть — и тайн у духа нет.

Всё мирозданье — говорящий дух,

И книга жизни льётся миру в слух.

А я... я скрыт в тебе, любовь моя.

Волною света захлебнулся я.

И если б смерть сейчас пришла за мной,

То не нашла б приметы ни одной.

Лишь эта боль, в которой скрыт весь «я», —

Мой бич? Награда страшная моя!

Из блеска, из надмирного огня

На землю вновь не высылай меня.

Мне это тело сделалось чужим,

Я сам желаю разлучиться с ним.

Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь, ―

Текущий огнь, горящая любовь!

О, как сказать мне, что такое ты,

Когда сравненья грубы и пусты!

Рокочут речи, как накат валов,

А мне всё время не хватает слов.

О, этот вечно пересохший рот,

Которому глотка недостаёт!

Я жажду жажды, хочет страсти страсть,

И лишь у смерти есть над смертью власть.

Приди же, смерть! Сотри черты лица!

Я — дух, одетый в саван мертвеца.

Я весь исчез, мой затерялся след.

Того, что глаз способен видеть, — нет.

Но сердце мне прожгла внезапно весть

Из недр: «Несуществующее есть!»

Ты жжёшься, суть извечная моя, ―

Вне смерти, в сердцевине бытия,

Была всегда и вечно будешь впредь.

Лишь оболочка может умереть.

Любовь жива без губ, без рук, без тел,

И дышит дух, хотя бы прах истлел.

Нет, я не жалуюсь на боль мою,

Я только боли этой не таю.

И от кого таиться и зачем?

Перед врагом я буду вечно нем.

Он не увидит ран моих и слёз,

А если б видел, новые принёс.

О, я могу быть твёрдым, как стена,

Но здесь, с любимой, твёрдость не нужна.

В страданье был я терпеливей всех,

Но лишь в одном терпенье — тяжкий грех:

Да не потерпит дух мой ни на миг

Разлуку с тем, чем жив он и велик!

Да ни на миг не разлучится с той,

Что жжёт его и лечит красотой.

О, если свой прокладывая путь,

Входя в меня, ты разрываешь грудь, ―

Я грудь раскрыл — войди в неё, изволь, —

Моим блаженством станет эта боль.

Отняв весь мир, себя мне даришь ты,

И я не знаю большей доброты.

Тебе покорный, я принять готов

С великой честью всех твоих рабов:

Пускай меня порочит клеветник,

Пускай хула отточит свой язык,

Пусть злобной желчи мне подносят яд —

Они моё тщеславье поразят,

Мою гордыню тайную гоня,

В борьбу со мною вступят за меня.

Я боли рад, я рад такой борьбе,

Ведь ты нужней мне, чем я сам себе.

Тебе ж вовек не повредит хула, ―

Ты то, что есть, ты та же, что была.

Я вглядываюсь в ясные черты ―

И втянут в пламя вечной красоты.

И лучше мне сгореть в её огне,

Чем жизнь продлить от жизни в стороне.

Любовь без жертвы, без тоски, без ран?

Когда же был покой влюблённым дан?

Покой? О нет! Блаженства вечный сад,

Сияя, жжёт, как раскалённый ад.

Что ад, что рай? О, мучай, презирай,

Низвергни в тьму, — где ты, там будет рай.

Чем соблазнюсь? Прельщусь ли миром всем?

Пустыней станет без тебя эдем.

Мой бог — любовь. Любовь к тебе — мой путь.

Как может с сердцем разлучиться грудь?

Куда сверну? Могу ли в ересь впасть,

Когда меня ведёт живая страсть?

Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг

Любовь к другой, я был бы еретик.

Любовь к другой? А не к тебе одной?

Да разве б мог я оставаться мной,

Нарушив клятву неземных основ,

Ту, что давал, ещё не зная слов,

В преддверье мира, где покровов нет,

Где к духу дух течёт и к свету свет?

И вновь клянусь торжественностью уз,

Твоим любимым ликом я клянусь,

Заставившим померкнуть лунный лик;

Клянусь всем тем, чем этот свет велик, ―

Всем совершенством, стройностью твоей,

В котором узел сцепленных лучей,

Собрав весь блеск вселенский, вспыхнул вдруг

И победил непобедимость мук:

«Мне ты нужна! И я живу, любя

Тебя одну, во всём — одну тебя!

Кумирам чужд, от суеты далёк,

С души своей одежды я совлёк

И в первозданной ясности встаю,

Тебе открывши наготу мою.

Чей взгляд смутит меня и устыдит?

Перед тобой излишен всякий стыд.

Ты смотришь вглубь, ты видишь сквозь покров

Любых обрядов, и имён, и слов.

И даже если вся моя родня

Начнёт позорить и бранить меня,

Что мне с того? Мне родственны лишь те,

Кто благородство видит в наготе.

Мой брат по вере, истинный мой брат

Умён безумьем, бедностью богат.

Любовью полн, людей не судит он,

В его груди живёт иной закон,

Не выведенный пальцами писца,

А жаром страсти вписанный в сердца.

Святой закон, перед лицом твоим

Да буду я вовек непогрешим.

И пусть меня отторгнет целый свет! ―

Его сужденье — суета сует.

Тебе открыт, тебя лишь слышу я,

И только ты — строжайший мой судья».

И вот в молчанье стали вдруг слышны

Слова из сокровенной глубины.

И сердце мне пронзили боль и дрожь,

Когда, как гром, раздался голос: «Ложь!

Ты лжёшь. Твоя открытость неполна.

В тебе живу ещё не я одна.

Ты отдал мне себя? Но не всего,

И себялюбье в сердце не мертво.

Вся тяжесть ран и бездна мук твоих —

Такая малость, хоть и много их.

Ты сотни жертв принёс передо мной,

Ну, а с меня довольно и одной.

О, если бы с моей твоя судьба

Слились — кясра и точка в букве «ба»!

[Буква «ба» в арабском алфавите имеет вид вогнутой кривой с точкой под ней (). Кясра — специальный значок в виде чёрточки, который ставится под согласной для «огласовки» её гласным звуком «и». Если кясру поставить под буквой «ба», то точка буквы «ба» и чёрточка огласовки могут совпасть. Это почти невероятное слияние поэт уподобляет слиянию своей души с душою божества. Сумей увидеть в этой фразе каббалистический смысл.]

О, если б, спутав все свои пути,

Ты б затерялся, чтоб меня найти,

Навек и вмиг простясь со всей тщетой,

Вся сложность стала б ясной простотой,

И ты б не бился шумно о порог,

А прямо в дом войти бы тихо смог.

Но ты не входишь, ты стоишь вовне,

Не поселился, не живёшь во мне.

И мне в себя войти ты не даёшь,

И потому все эти клятвы — ложь.

Как страстен ты, как велеречив,

Но ты ― всё ты. Ты есть ещё, ты жив.

Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри

Я ожила взамен тебя, — умри!»

И я, склонясь, тогда ответил ей:

«Нет, я не лжец, молю тебя — убей!»

Убей меня и верь моей мольбе:

Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.

Я знаю, как целительна тоска,

Блаженна рана и как смерть сладка,

Та смерть, что, грань меж нами разрубя,

Разрушит «я», чтоб влить меня в тебя.

(Разрушит грань — отдельность двух сердец,

Смерть — это выход в жизнь, а не конец,

Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна,

Когда разлуку нашу длит она,

Когда не хочет слить двоих в одно,

В один сосуд — единое вино.)

Так помоги мне умереть, о, дай

Войти в бескрайность, перейдя за край, ―

Туда, где действует иной закон,

Где побеждает тот, кто побеждён.

Где мёртвый жив, а длящий жизнь — мертвец,

Где лишь начало то, что здесь конец,

И где царит над миром только тот,

Кто ежечасно царство раздаёт.

И перед славой этого царя

Тускнеет солнце, месяц и заря.

Но эта слава всходит в глубине,

Внутри души, и не видна вовне.

Её свеченье видит внешний взор,

Как нищету, бесчестье и позор.

Я лишь насмешки слышу от людей,

Когда пою им о любви своей.

«Где? Кто? Не притчей, прямо говори!» ―

Твердят они. Скажу ль, что ты внутри,

Что ты живёшь в родящей солнце тьме, ―

Они кричат: «Он не в своём уме!»

И брань растёт, летит со всех сторон...

Что ж, я умом безумца наделён:

Разбитый — цел, испепелённый — твёрд,

Лечусь болезнью, униженьем горд.

***

Не ум, а сердце любит, и ему

Понятно непонятное уму.

А сердце немо. Дышит глубина,

Неизреченной мудрости полна.

И в тайне тайн, в глубинной той ночи

Я слышал приказание: «Молчи!»

Пускай о том, что там, в груди живёт,

Не знают рёбра и не знает рот.

Пускай не смеет и не сможет речь

В словесность бессловесное облечь.

Солги глазам и ясность спрячь в туман —

Живую правду сохранит обман.

Прямые речи обратятся в ложь,

И только притчей тайну сбережёшь.

И тем, кто просит точных, ясных слов,

Я лишь молчанье предложить готов.

Я сам, любовь в молчанье углубя,

Храню её от самого себя,

От глаз и мыслей и от рук своих, ―

Да не присвоят то, что больше их:

Глаза воспримут образ, имя — слух,

Но только дух обнимет цельный дух!

И если имя знает мой язык, ―

А он хранить молчанье не привык, ―

Он прокричит, что имя — это ты,

И ты уйдёшь в глубины немоты.

И я с тобой. Покуда дух — живой,

Он пленный дух. Не ты моя, я — твой.

Моё стремление тобой владеть

Подобно жажде птицу запереть.

Мои желанья — это западня.

Не я тебя, а ты возьми меня

В свою безмерность, в глубину и высь,

Где ты и я в единое слились,

Где уши видят и внимает глаз...

О, растворения высокий час.

Простор бессмертья, целостная гладь —

То, что нельзя отдать и потерять.

Смерть захлебнулась валом бытия,

И вновь из смерти возрождаюсь я.

***

Но я иной. И я, и ты, и он —

Всё — я. Я сам в себе не заключён.

Я отдал всё. Моих владений нет,

Но я — весь этот целокупный свет.

Разрушил дом и выскользнул из стен,

Чтоб получить вселенную взамен.

В моей груди, внутри меня живёт

Вся глубина и весь небесный свод.

Я буду, есмь, я был ещё тогда,

Когда звездою не была звезда.

Горел во тьме, в огне являлся вам,

И вслед за мною всех вас вёл имам.

Где я ступал, там воздвигался храм,

И кибла киблы находилась там.

И повеленья, данные векам,

Я сам расслышал и писал их сам.

И та, кому в священной тишине

Молился я, сама молилась мне.

О, наконец-то мне постичь дано:

Вещающий и слышащий — одно!

Перед тобой склонялся я в мольбе,

Прислушивался молча сам к себе.

Я сам молил, как дух глухонемой,

Чтоб в мой же слух проник же голос мой;

Чтоб засверкавший глаз мой увидал

Своё сверканье в глубине зеркал.

Да упадёт завеса с глаз моих!

Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,

Чтоб вечное расслышать и взглянуть

В саму неисчезаюшую суть,

Священную основу всех сердец,

Где я — творение и я — творец.

Аз есмь любовь. Безгласен, слеп и глух

Без образа — творящий образ дух.

От века сущий, он творит, любя,

Глаза и уши, чтоб познать себя.

Я слышу голос, вижу блеск зари

И рвусь к любимой, но она внутри.

И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь,

Весь претворясь в безликую любовь.

В одну любовь. Я всё. Я отдаю

Свою отдельность, скорлупу свою.

И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз —

Нет ничего, что восхищало вас.

Я стал сквозным — да светится она

Сквозь мой покров, живая глубина!

Чтоб ей служить, жить для неё одной,

Я отдал всё, что было только мной:

Нет «моего». Растаяло, как дым,

Всё, что назвал я некогда моим.

И тяжесть жертвы мне легка была:

Дух — не подобье вьючного осла.

Я нищ и наг, но если нищета

Собой гордится — это вновь тщета.

Отдай, не помня, что ты отдаёшь,

Забудь себя, иначе подвиг — ложь.

Признанием насытясь дополна,

Увидишь, что мелеет глубина,

И вдруг поймёшь среди пустых похвал,

Что, всё обретши, душу потерял.

Будь сам наградой высшею своей,

Не требуя награды от людей.

Мудрец молчит. Таинственно нема,

Душа расскажет о себе сама,

А шумных слов пестреющий черёд

Тебя от тихой глуби оторвёт,

И станет чужд тебе творящий дух.

Да обратится слушающий в слух,

А зрящий — в зренье! Поглощая свет,

Расплавься в нём! — Взирающего нет.

С издельем, мастер, будь неразделим,

Сказавший слово — словом стань самим.

И любящий пусть будет обращён

В то, чем он полн, чего так жаждет он.

***

О, нелегко далось единство мне!

Душа металась и жила в огне.

Как много дней, как много лет подряд

Тянулся этот тягостный разлад,

Разлад с душою собственной моей:

Я беспрестанно прекословил ей,

И, будто бы стеной окружена,

Была сурова и нема она.

В изнеможенье, выбившись из сил,

О снисхожденье я её просил.

Но если б снизошла она к мольбам,

О том бы первым пожалел я сам.

Она хотела, чтобы я без слёз,

Без тяжких жалоб бремя духа нёс.

И возлагала на меня она

(Нет, я — я сам) любые бремена.

И наконец я смысл беды постиг

И полюбил её ужасный лик.

Тогда сверкнули мне из темноты

Моей души чистейшие черты.

О, до сих пор, борясь с собой самим,

Я лишь любил, но нынче я любим!

Моя любовь, мой бог — душа моя.

С самим собой соединился я.

О, стройность торжествующих глубин,

Где мир закончен, ясен и един!

Я закрывал глаза, чтобы предмет

Не мог закрыть собой глубинный свет.

Но вот я снова зряч и вижу сквозь

Любой предмет невидимую ось.

Мои глаза мне вновь возвращены,

Чтоб видеть в явном тайну глубины

И в каждой зримой вещи различить

Незримую связующую нить.

Везде, сквозь всё — единая струя.

Она во мне. И вот она есть я.

Когда я слышу душ глубинный зов,

Летящий к ней, я отвечать готов.

Когда ж моим внимаете словам,

Не я — она сама глаголет вам.

Она бесплотна. Я ей плоть мою,

Как дар, в её владенье отдаю.

Она — в сей плоти поселённый дух.

Мы суть одно, сращённое из двух.

И как больной, что духом одержим,

Не сам владеет существом своим, ―

Так мой язык вещает, как во сне,

Слова, принадлежащие не мне.

Я сам — не я, затем что я, любя,

Навеки ей препоручил себя.

О, если ум ваш к разуменью глух,

И непонятно вам единство двух,

И думам вашим не было дано

В бессчётности почувствовать одно,

То, скольким вы ни кланялись богам,

Одни кумиры предстояли вам.

Ваш бог един? Но не внутри — вовне, ―

Не в вас, а рядом с вами, в стороне.

О, ад разлуки, раскалённый ад,

В котором все заблудшие горят!

Бог всюду и нигде. Ведь если он

Какой-нибудь границей отделён, ―

Он не всецел ещё и не проник

Вовнутрь тебя, — о, бог твой невелик!

Бог — воздух твой, вдохни его — и ты

Достигнешь беспредельной высоты.

Когда-то я раздваивался сам:

То, уносясь в восторге к небесам,

Себя терял я, небом опьянясь,

То, вновь с землёю ощущая связь,

Я падал с неба, как орёл без крыл,

И, высь утратив, прах свой находил.

И думал я, что только тот, кто пьян,

Провидит смысл сквозь пламя и туман

И к высшему возносит лишь экстаз,

В котором тонет разум, слух и глаз.

Но вот я трезв и не хочу опять

Себя в безмерной выси потерять,

Давно поняв, что цель и смысл пути —

В самом себе безмерное найти.

Так откажись от внешнего, умри

Для суеты и оживи внутри.

Уняв смятенье, сам в себе открой

Незамутнённый внутренний покой.

И в роднике извечной чистоты

С самим собой соединишься ты.

И будет взгляд твой углублённо тих,

Когда поймёшь, что в мире нет чужих,

И те, кто силы тратили в борьбе,

Слились в одно и все живут в тебе.

Так не стремись определить, замкнуть

Всецелость в клетку, в проявленье — суть.

В бессчётных формах мира разлита

Единая живая красота, ―

То в том, то в этом, но всегда одна, —

Сто тысяч лиц, но все они — она.

Она мелькнула ланью среди трав,

Маджнуну нежной Лейлою представ;

Пленила Кайса и свела с ума

Совсем не Лубна, а она сама.

Любой влюблённый слышал тайный зов

И рвался к ней, закутанной в покров.

Но лишь покров, лишь образ видел он

И думал сам, что в образ был влюблён.

Она приходит, спрятавшись в предмет,

Одевшись в звуки, линии и цвет,

Пленяя очи, грезится сердцам,

И Еву зрит разбуженный Адам.

И всей душой, всем телом к ней влеком,

Познав её, становится отцом.

С начала мира это было так,

До той поры, пока лукавый враг

Не разлучил смутившихся людей

С душой, с любимой, с сущностью своей.

И ненависть с далёких этих пор

Ведёт с любовью бесконечных спор.

И в каждый век отыскивает вновь

Живую вечность вечная любовь.

В Бусейне, Лейле, в Аззе он возник, ―

В десятках лиц её единый лик.

И все её любившие суть я,

В жар всех сердец влилась душа моя.

Кусаййир, Кайс, Джамиль или Маджнун —

Один напев из всех звучащих струн.

Хотя давно окончились их дни,

Я в вечности был прежде, чем они.

И каждый облик, стан, лица овал

За множеством единое скрывал.

И, красоту единую любя,

Её вбирал я страстно внутрь себя.

И там, внутри, как в зеркале немом,

Я узнавал её в себе самом.

В той глубине, где разделений нет,

Весь сонм огней слился в единый свет.

И вот, лицо поднявши к небесам,

Увидел я, что и они — я сам.

И дух постиг, освободясь от мук,

Что никого нет «рядом» и «вокруг»,

Нет никого «вдали» и в «вышине», ―

Все дали — я, и всё живёт во мне.

«Она есть я», но если мысль моя

Решит, паря: она есть только я,

Я в тот же миг низвергнусь с облаков

И разобьюсь на тысячи кусков.

Душа не плоть, хоть дышит во плоти

И может плоть в высоты увести.

В любую плоть переселяться мог,

Но не был плотью всеобъявший бог.

Так, к нашему Пророку Гавриил,

Принявши облик Дихья, приходил.

По плоти муж, такой, как я и ты,

Но духом житель райской высоты.

И ангела всезнающий Пророк

В сём человеке ясно видеть мог.

Но значит ли, что вождь духовных сил,

Незримый ангел, человеком был?

Я человек лишь, и никто иной,

Но горний дух соединён со мной.

О, если б вы имели благодать

В моей простой плоти его узнать,

Не ждя наград и не страшась огня,

Идти за мной и полюбить меня!

Я — ваше знанье, ваш надёжный щит,

Я отдан вам и каждому открыт.

Во тьме мирской я свет бессонный ваш.

Зачем прельщает вас пустой мираж,

Когда ключом обильным вечно бьёт

Живой источник всех моих щедрот?!

Мой юный друг, шаги твои легки!

На берегу остались старики,

А море духа ждёт, чтобы сумел

Хоть кто-нибудь переступить предел.

Не застывай в почтении ко мне ―

Иди за мною прямо по волне,

За мной одним, за тем, кто вал морской

Берёт в узду спокойною рукой

И, трезвый, укрощает океан,

Которым мир воспламенённый пьян.

Я не вожатый твой, я путь и дверь.

Войди в мой дух и внешнему не верь!

Тебя обманет чей-то перст и знак,

И внешний блеск введёт в душевный мрак.

Где я, там свет. Я жив в любви самой.

Любой влюблённый — друг вернейший мой,

Мой храбрый воин и моя рука,

И у Любви бесчисленны войска.

***

Но у Любви нет цели. Не убей

Свою Любовь, прицел наметив ей.

Она сама — вся цель своя и суть,

К себе самой вовнутрь ведущий путь.

А если нет, то в тот желанный миг,

Когда ты цели наконец достиг,

Любовь уйдёт внезапно, как порыв,

Слияние в разлуку превратив.

Будь счастлив тем, что ты живёшь, любя.

Любовь высоко вознесла тебя.

Ты стал главою всех существ живых

Лишь потому, что сердце любит их.

Для любящих — племён и званий нет.

Влюблённый ближе к небу, чем аскет

И чем мудрец, что знаньем нагружён

Хранит ревниво груз былых времён.

Сними с него его бесценный хлам,

И он немного будет весить сам.

Ты не ему наследуешь. Ты сын

Того, кто знанье черпал из глубин

И в тайники ума не прятал кладь,

А всех сзывал, чтобы её раздать.

О, страстный дух! Все очи, все огни

В своей груди одной соедини!

И, шествуя по Млечному пути,

Полой одежд горящих мрак смети!

***

Весь мир в тебе, и ты, как мир, един.

Со всеми будь, но избегай общин.

Их основал когда-то дух, но вот

Толпа рабов, отгородясь, бредёт

За буквой следом, накрепко забыв

Про зов свободы и любви порыв.

Им не свобода — цепи им нужны.

Они свободой порабощены.

И, на колени пав, стремятся в плен

К тому, кто всех зовёт восстать с колен.

Знакомы им лишь внешние пути,

А дух велит вовнутрь себя войти

И в глубине увидеть наконец

В едином сердце тысячи сердец.

Вот твой предел, твоих стремлений край,

Твоей души сияющий Синай.

Но здесь замри. Останови полёт,

Иначе пламя грудь твою прожжёт.

И, равновесье обретя, вернись

К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.

***

О, твердь души! Нерасторжимость уз!

Здесь в смертном теле с вечностью союз

И просветлённость трезвого ума,

Перед которым расступилась тьма!

Я только сын Адама, я не бог,

Но я достичь своей вершины смог

И сквозь земные вещи заглянуть

В нетленный блеск, божественную суть.

Она одна на всех, и, верен ей,

Я поселился в центре всех вещей.

Мой дух — всеобщий дух, и красота

Моей души в любую вещь влита.

О, не зовите мудрецом меня,

Пустейший звук бессмысленно бубня.

Возьмите ваши звания назад, ―

Они одну лишь ненависть плодят.

Я то, что есть. Я всем глазам открыт,

Но только сердце свет мой разглядит.

Ум груб, неповоротливы слова

Для тонкой сути, блещущей едва.

Мне нет названий, очертаний нет.

Я вне всего, я — дух, а не предмет.

И лишь иносказания одни

Введут глаза в незримость, в вечность — дни,

Нигде и всюду мой незримый храм,

Я отдаю приказы всем вещам.

И слов моих благоуханный строй

Дохнёт на землю вечной красотой.

И подчинясь чреде ночей и утр,

Законам дней, сзываю всех вовнутрь,

Чтоб ощутить незыблемость основ

Под зыбью дней и под тщетою слов.

Я в сердцевине мира утверждён.

Я сам своя опора и закон.

И, перед всеми преклонясь в мольбе,

Пою хвалы и гимны сам себе.

Золотой ключик

Если ты не умеешь усесться посреди помойки жизни в позе лотоса и ощутить при этом блаженство, то научись хотя бы бесстрастно взвешивать обстоятельства.

Ибо твоя страсть утяжеляет каждую мелочь, к которой ты прикасаешься. Вглядись спокойно в пугающего тебя слона, и ты увидишь муху.

Ты — то, что сам выдумал и сотворил. Может быть ты — шумный герой, а может быть — скромный карлик. И вот, Карло, глядишь ты из себя в окно на маету и суету страны дураков. Тоскуешь по людям, но видишь вокруг каких-то манекенов и кукол, играющих роли. Ты силишься понять смысл абсурдной пьесы, разыгрываемой по масонскому сценарию кукловода Карабаса. Но ты не можешь отстраниться и посмотреть на всё извне спокойным, отрешённым взглядом.

Не суди. Ибо и твоё деревянное, неотёсанное Я носится средь дня по разным пустым делам, суёт повсюду свой длинный любопытный нос и искренне верует в обманное поле чудес.

Эх, Буратино ты наивный.

Но поверни свой взгляд вовнутрь себя. Тебе одиноко и уютно в своей тёмной, бедной и скучной каморке. Тихий свет лампадки. Но ты никак не можешь согреться у нарисованного камина. Зябко. За окном театр и внутри тебя иллюзия. Как жаль.

И нет выхода. Безысходность.

Но однажды твоё пытливое, рассудочное Я проткнёт носом иллюзорный камин, и ты поймёшь, что твой внутренний огонь не настоящий. За ним дверь. Ты столько лет искал правду на небе, с надеждой вперив в него взгляд, а оказалось, что дверь в Реальность находится в глубине твоего внутреннего, сокровенного Я. Поймут ли это куклы за окном?

Ты — дверь, ты — путь, ты — цель. Ты — творец самого себя и ты — творение. Ты — познающий и познаваемый. Ты — инструмент познания. Всё внутри тебя.

Но как вывернуться наизнанку и войти внутрь самого себя через закрытую дверь посвящения? И добр ты, и праведен, и любишь всех. Чего недостаёт ещё? Понимания. Ты слеп. И если мудрая черепаха Тортилла вручит тебе золотой ключик Изиды, ты сможешь открыть волшебную дверь в самого себя.

И вдруг забьют часы на старой башне, и мирозданье скрутится в свиток. А из тоннеля зазеркального задверья брызнет яркий свет.

Твоя каморка больше не темна. Ты светишься. Ты — свет.

Ты волен. Если храбр, войди, простившись с суетой.

© Юрий Ларичев, 2007

(по материалам «Веды славяньской»)

В наше время информационного цунами каждый культурный человек читал Библию. Даже закоренелые атеисты академики, объявившие наивную войну православию, наверняка держали в руках Новый Завет. Смотрят в текст многие, да вот видят в нём подспудный эзотерический смысл не все.

Книги Библии, в том числе Нового Завета, предназначены для широкой публики. Это понятные толпе экзотерические тексты. Они представляют собой набор иносказательных притч и легенд. Чему же на самом деле учил своих апостолов Иисус, мы не знаем. Но догадываемся, что он передавал им эзотерические знания, предназначенные для избранных. Евангелия и другие книги Нового Завета составлялись по воспоминаниям проповедей Христа, и мы не можем быть уверены в дословности изложения. Евангелия не совпадают друг с другом.

Но вот в Евангелии от Матфея приведена молитва. Это наиболее популярная молитва.

Согласно преданию эту молитву дал людям сам Христос. А раз так, молитва должна содержать в себе скрытый эзотерический смысл (код). Проанализируем.

Сначала разберём сам термин «молитва». Слово «молитва» состоит из «молвить» и «творить», т.е. творить действительность мыслью через слово. Слово «молвить» сложено из «М» и «лъвить», т.е. – ловить М. Вы часто говорите: «Ловлю передачу по радио», понимая под этим – «настраиваюсь на волну». Молвить – ловить М – настраиваться на вибрацию АОУМ. Слово «творить» сложено из «Т» и «воротить» или «вершить». Буква (звук) «Т» – это древнее (шумерское) «Ти» – жизненная энергия, «дающая жизнь». Отсюда слово «цигун» (тигун) – Ти и гуна (гуна – качество). Второе значение шумерского «Ти» – ребро. Отсюда происхождение библейского мифа о сотворении Евы (по-еврейски – жизнь) из ребра Адама (по-еврейски – земля). Что мы получили в итоге? Молитва – это настраивание на вселенскую вибрацию АОУМ и (сот)ворение энергии Ти. В славянской системе Таро буквы «М» и «Т» находятся в золотой пропорции. А золотая пропорция – это математический закон роста и развития.

Внимательно вслушивающемуся в родную речь русские слова многое могут рассказать.

Знакомому с эзотерикой известен древний магический символ (Тота) – квадрат, внутри его треугольник, а в центре точка. Известна и последовательность чисел: 1, 3, 4. «Единое, раздвоившись в Троицу, проявилось Четверицей» (из «Веды славянской»). Эта фраза описывается квадрипольным кватернером a+bi+cj+dk, где a, b, c, d – действительные, а i, j, k – мнимые величины. Генетический код составлен из комбинаций 4-х букв (аденина, тимина, цитозина, гуанина) по 3. И семимерность Вселенной – это семь измерений: 3 пространственных и 4 временных. Вот, сколько «странных» совпадений, связанных с этим символом.

И когда православный крестится, он троеперстием прикладываеся четырежды.

Молитва Иисуса Христа составлена в точном соответствии с древним символом Тота. Она состоит из одного обращения, трёх утверждающих «да» и четырёх глаголов-просьб (даждь, остави, введи, избави). Последняя фраза – «яко твое есть царствие и сила, и слава во веки. Аминь» не входит в молитву. Её произносит священник после молитвы.

Молитва Христа – это единственная молитва, составленная герметически. В ней даже присутствуют слова «яко на небеси и на земли» – перефраз Изумрудной скрижали Гермеса: «…то, что внизу и во вне, подобно тому, что в выси и вглуби, и то, что в глубине и вверху, подобно тому, что внизу и снаружи…»

С помощью молитвы Христа можно составить арканный алтарь из карт Таро или рун. Один из вариантов представлен ниже.

Эта картинка содержит в себе много информации в свёрнутом виде. С её помощью подготовленный читатель может медитировать и совершать магическое действо.

Более подробный анализ текста молитвы мы проводить не будем. Пусть молитва останется загадкой для читателя. Молитва, как женщина, пусть останется слегка таинственной. Ибо препарированное теряет прелесть очарования.

Волхвы и духовно продвинутые люди не молятся словами. Они молча мыслят образами для осуществления мыслей. Этим искусством не владеют обычные люди. Поэтому им дана стандартная молитва. И всё равно сетуют: «Я столько молился, а толку никакого». А кому ты молился, вперив глаза в потолок, инопланетянам? Или углубился внутрь себя, обращался к своему же подсознанию. Если понимаешь, что Бог в тебе, то и обращайся по адресу – к себе, а не к облакам. И не думай при этом, у кого бы занять рупь на пиво. Молиться надо на славянском языке, а не на современном русском. Мы не станем отягощать читателя подробным этимологическим разбором каждого славянского слова из молитвы и объяснять его герметический арканный смысл. Просто поверьте в сакральную силу священного славеноросского языка. Вот украинцы – грекокатолики (униаты) и представители отделившейся самостийной УПЦ киевского патриархата – молятся на украинском языке. Они вместо трёх утверждающих «да» произносят трижды своё «нехай». Во-первых, «хай» – это слегка пренебрежительное «пусть»; во-вторых, подсознание воспринимает слова с приставкой «не» как отрицание. Вот и получается, что такая молитва – бестолковое сотрясение воздуха.

Молитва – это одинокое молчаливое самоуглубление в себя.

© Юрий Ларичев, 2007

Ангелус Силезиус (настоящее имя — Иоганн Шефлер, (1624-1677) — средневековый поэт, врач и священник.

Родился в Бреслау в протестантской семье. Учился в Страсбурге, Лейдене, Падуе. Получил звание профессора философии и медицины. В 1653 году, приняв католичество (и принял имя Ангелус в честь испанского мистика Иоанна Ангелуса), стал священником, а затем членом епископального Совета. Свои сочинения подписывал именем «Ангелус Силезиус».

Сильное влияние на мировоззрение Силезиуса оказали мистические учения Якоба Бёме (1575-1624), Мейстера Экхарта (1260-1327), Иоганна Таулера. Философские изречения Силезиуса выражены в виде, в основном, александрийских двустиший, вошедших в поэтический сборник «Херувимский (или ангелоподобный) странник» (1674). Ангелус Силезиус размышляет (формулируя мысли в лаконичную форму) о неразрывной связи Бога и человека, о познании как о мистическом погружении в первооснову Бытия, обретающего своё рождение в человеческой душе. Известен также его более ранний поэтический сборник «Святая радость души» (1657), в котором используются элементы поэзии эпохи Барокко.

Творчество Силезиуса вызывало глубокий интерес таких мыслителей, как Лейбниц, Шопенгауэр, Бубер, Хайдеггер, Франк, Бердяев и др. Особую значимость приобретает фигура Силезиуса в наши дни в рамках всё нарастающей дискуссии о месте и роли в философском познании апофатической и негативной теологии.

Читателям сайта «Русские времена» мы дадим несколько вариантов переводов текста.

Ангелус Силезиус

Из сборника «Херувимский странник»

Молчанием сказано

О муж, ты с Бытием извечным жаждешь встречи?

Тогда сомкни уста и воздержись от речи.

У Бога есть все имена и ни одного

Всевышнему имён находят люди много,

Но ни в одном из них признать не могут Бога.

Покой и деяние Бога

Бездеятелен Бог в своих трудах, заметь:

В его делах — покой, и в жизни его — смерть.

Познаваемое должно быть познанным

Ничто не познаётся в Боге: он — одно.

Всё то, что в нём,— самим собою быть должно.

Бог щедрейший

Безмерен Бог: свои создания любя,

Он с большей силой им приносит в дар себя.

Ещё раз об этом

В нас возрастает Бог: он древний океан,

Что в плесени ещё был мощью обуян.

Как измеряет Бог

Безмерен Бог: но там найдёшь его ты меру,

Где моё сердце одержимо им безмерно.

Наилучшая молитва

Молящегося та молитва хороша,

Когда пред ней преображается душа.

Покой

Будь чистым, тихим, кротким в суете мирской,

Тогда познаешь в ней божественный покой.

Человек, творящий время

Ты время сам творишь: внутри часов есть разум;

Лишь остановишь их, как время выйдет сразу.

Твоя тюрьма — это ты сам

Мир за тобой не бдит; весь этот мир — он твой,

В тебе он заточён, и ты его конвой.

Благой обмен

Ты предан Богу, и тебе он предан тоже:

Идёшь ты вверх, он — вниз, какой обмен, о Боже!

Притворяться не грешно

Что не грешно? Ох, и не спрашивай об этом:

— Иди,— твердят тебе цветы немые летом.

Кто в деянии покоится

Мудрец, который над собою всё парит,

Спит, бодрствуя, и, созерцая мир, творит.

Каков человек, такова и награда

В невинном поцелуе больше есть добра,

Чем в немощном труде до смертного одра.

Ты должен стать дитём

Дитём не став, не выйдешь к Богу никогда:

Слишком малы врата, ведущие туда.

Что любят, в то и преображаются

(из Св. Августина)

Что любишь ты, в то и врастаешь понемногу.

Земля идёт к земле, кого-то тянет к Богу.

Всё в одном

Пойми же, что одно горчичное зерно

Есть образ всех вещей, их высота и дно.

Большое в малом

Ты говоришь: большого в малом не найти.

И небеса нельзя на землю низвести.

Ну, так взгляни на малыша, что в колыбели

Лежит, вобрав в себя и небеса, и землю.

Бог становится малышом

Господь живет в ребенке, в малом, небольшом,

Ах, как бы я хотел быть этим малышом.

Внешнее тебе не поможет

Голгофы крест от зла тебя не избавляет,

Если в тебе он о себе не заявляет.

Это придумала любовь

Что был распят Христос, и что его терзали!

Что был позором он, несчастный, заклеймён!

Что испытал он страх, затем был погребён! —

Придумала любовь, чтоб мы его познали.

Бог приносит весьма великий дар

Великий дар для нас находится у Бога:

Увы, вмещает наше сердце так немного.

В небеса не стремится мудрец

В небеса не стремится пред смертью мудрец:

Он ведь там до того, как наступит конец.

Смерти нет

Я знаю, смерти нет: и умерев, я снова

В тот самый миг вдруг пробуждаюсь к жизни новой.

Нельзя же тебя миновать

Мой друг, раз ты живешь, всё время будь в пути:

Вперёд, от света к свету следует идти.

Случай и необходимое сущее

Стань сущим, человек; исчезнет этот свет,

И сущее сведёт случайное на нет.

Заключение

Довольно, друг. А если вчитываться пуще,

То сам ты должен стать Писанием и Сущим.

Перевод с немецкого Ж.Баймухаметова

(перевод выполнен по изданию: Das deutsche Gedicht vom mittelalter bis zum 20 Jahrhurdert. — Frankfurt am Main. 1957)

Ангелус Силезиус

Изречения

Нет в мире ничего, чудесней человека:

В нём бог и сатана соседствуют от века.

Как быть мне, если всё во мне приют нашло:

Миг, вечность, утро, ночь, жизнь, смерть, добро и зло?!

Ты смотришь в небеса? Иль ты забыл о том,

Что бог – не в небесах, а здесь, в тебе самом?

Бог жив, пока я жив, в себе его храня.

Я без него ничто, но что он без меня?!

Постой! Что значит «бог»? Не дух, не плоть, не свет,

Не вера, не любовь, не призрак, не предмет,

Не зло и не добро, не в малом он, не в многом,

Он даже и не то, что именуют богом,

Не чувство он, не мысль, не звук, а только то,

О чём из всех из нас не ведает никто.

Спит праведник, во сне вкушая благодать.

А грешник молится и всем мешает спать.

Неутомимо то, что господом зовут:

Его покой – в труде, в его покое – труд.

Ты, грешник, сетуешь на то, что пал Адам?!

Не пал бы первым он, – ты б это сделал сам.

Когда богач твердит о бедности своей,

Поверь ему: он прав – он нищего бедней.

Как совершенно всё, что вкруг себя мы зрим:

Стекляшка и алмаз, паук и серафим!

Ты царства божьего всё требуешь от неба,

А сам для бедняка жалеешь корку хлеба!

Я, как господь, велик. Бог мал, что червь земной.

Итак: я – не под ним. И он – не надо мной.

Так кто же я такой, творенье чьих я рук,

Предмет, и не предмет, и точечка, и круг?

Из Библиотеки всемирной литературы (том «Европейская поэзия XVII века»)

Из «Ангелоподобного странника» Ангелуса Силезиуса

Друг, позволь ограничится этим; если же ты хочешь продолжить чтение, дерзай и стань сам своим писанием и своей сущностью (6:263).

Стать ничто – значит стать Богом

То, что было прежде, становится ничто; если же ты не становишься ничто, никогда не будешь рождён ты от вечного света (6:30).

Самое невозможное возможно

Твоей стрелой ты не можешь поразить солнце, моей же я смогу ввергнуть вечное солнце в мой огонь (6:153).

Иди туда, куда ты не можешь идти; смотри на то, что ты не можешь увидеть; услышь то, что не звучит и неслышимо, и это будет значить, что ты там, где говорит Бог (1:199).

Выходя за пределы Бога

…Кто же станет тогда моим гостем? Ведь я должен бежать от Господа в пустыню (1:7)

Одиночество

Одиночество необходимо, но оно не должно быть публичным; так что везде ты можешь пребывать как в пустыне (2:117).

Непознаваемый Бог

Кто есть Бог, не знает никто: он – ни свет и ни дух, ни просветление, ни самость, ни то, что называют божественностью: ни мудрость, ни интеллект, ни любовь, воля, добро; ни вещь, как и ни не-вещь, ни сущность, ни озабоченность; он есть то, что ни я, ни ты, ни любой другой никогда не сможем узнать – прежде, чем станем тем, кем является Он (4:21).

Это место есть слово

Это место и это слово – едины, и там, где нет места (всей вечной вечности!), там не может быть и слова (1:205).

Само это место – в нас самих

Это не мы в этом месте, само место – в нас! И если извлечь его, здесь уже будет вечность (1:185).

За пределами божественного

То, что сказано о Боге до сих пор, всё ещё не удовлетворяет меня: моя жизнь и мой свет располагаются за пределами божественного (1:15).

Не дано знать кто ты есть

Я не знаю, кто я. Я не знаю, что я знаю: вещь и не-вещь: точка и круг (1:10).

Я – как Бог, и Бог – как я

Я так же велик, как Бог: Он так же мал, как я: Он не может быть надо мною, я не могу быть под Ним (1:10).

Принадлежащее Богу

Что может только Бог? Неустанно творить, быть самим собою во все времена, ничего не иметь, не хотеть и не знать (2:132).

Холм маслин

Если агония господа искупит твой грех, твоё сердце должно стать Холмом маслин (2:81).

Бог играет со своими творениями

Вся та игра, которой услаждает себя Господь, задумана для того, чтобы творить для Его удовольствия (2:198).

Одна бездна призывает другую

Бездна моего духа вызывает своими заклинаниями бездну Бога: скажи, которая из них может быть глубже? (1:68).

Следует всё оставить

Если ты любишь что-то, значит, ты ничего не любишь на самом деле: Бог не есть «то» ил «это», оставь всякое «нечто» (1:44).

Самая забытая тайна

Оставь попытки понять Бога; но оставь самого Бога, это то забвение, которое лишь немногие смогут понять (2:92).

Как можно наслаждаться Богом

Бог есть Единственная Самость; и тот, кто стремится к наслаждению Им, должен не меньше, чем Он сам, быть принятым в Его пределы (1:83).

Смерть не бывает при жизни (1:36).

Ничто не живёт вне умирания

Даже сам Бог, если Он хочет жить для нас, должен умереть; как можно думать о наследовании Его жизни вне смерти? (1:33).

Комментарии

***

«У этих мистиков есть некоторые необычайно острые места, полные трудных метафор, едва ли не склоняющих к безбожию, как это я заметил за немецкими — впрочем прекрасными — стихами Ангелуса Силезиуса» (Г.В.Лейбниц).

***

«Тот, кто хочет получить дополнение к негативному познанию, которое только и может дать философия, может найти его лучше и полнее всего в Упанишадах, затем в «Эннеадах» Плотина, у Скота Эриугены, кое-где у Якоба Бёме и прежде всего в прекрасной работе госпожи Гюйон «Горные потоки», у Ангелуса Силезиуса, наконец, в стихотворениях суффиев» (А.Шопенгауэр).

***

«Я находился под влиянием мистиков от Мейстера Экхарта до Ангелуса Силезиуса, для которых первооснова бытия — безымянное, безличное божество — сначала обретает «рождение» в человеческой душе» (М.Бубер).

***

«Божество, которое не может быть постигнуто ни в чём существующем, потому что оно стоит надо всем, мистики именуют Ничто. Так у Скота Эриугены, так и у Ангелуса Силезиуса» (Й.Хейзинга).

***

«У Ангелуса Силезиуса самое существование Бога зависит от человека. Когда мистики говорили, что Бог зависит от человека, то это может иметь двоякое истолкование: или признаётся, что существует две природы, которые встречаются в любви и находятся во взаимодействии, или что существует одна природа, для одних лишь божественная, для других лишь человеческая...» (Н.Бердяев).

***

«Жертва Христова была бы бесплодна, поскольку наша душа не воспринимала бы её, поскольку эта жертва не внушала бы нам готовность и силу подражать Христу, соучаствовать в искуплении мира жертвенной любовью. Как говорит Ангелус Силезиус: «Христос мог бы тысячу раз рождаться в Вифлееме — ты всё равно погиб, если Он не родился в твоей душе» (С.Л.Франк).

***

«Одна из существенных черт отрицательного богословия, с которой Ангелус Силезиус сохраняет явное родство, — проход до предела, переход через грань, разумеется, через грань общепринятого, т.е. разума или резона быть социально-политическим, институциональным, церковным» (Ж.Деррида).

***

«Всякая вещь пребывает в пределах своего бытия; ничто не может функционировать вне своего бытия. Огонь горит в дереве. Бог располагается поверх Бытия в пространстве, в котором он может двигаться. Он функционирует в Не-бытии. Бог работал прежде того, как было Бытие; когда не было Бытия. Он создал его. Не преуспевшие в тонкостях выражения говорят, что Бог есть чистое Бытие. Он располагается над Бытием, как ангел возвышается над пространством, где летают мухи. Я был бы неправ, называя Бога бытием – как если бы я сказал, что Солнце бледное или чёрное. Бог есть и ни то, и ни это. Мастер сказал: если кто-то считает, что он познал Бога, даже если он и знает что-то, тот не знает о Боге ничего. Но когда я говорю, что Бог не есть Бытие и что он выше Бытия, я не лишаю его бытия – я возвышаю Бытие в нём, посредством Его» (Мейстер Экхарт, 1260-1327).

***

«Ты тот, кто пишет, и тот, кто является написанным» (Эдмонд Жабэ).

Подборка и редакция Юрия Ларичева